Игры и люди

Во время криптии – связанной или нет с охотой на илотов[52], – они несомненно вели обособленную жизнь, устраивая засады и ловушки. Им нельзя было дать себя увидеть или застигнуть врасплох. Речь идет отнюдь не о военной подготовке – такая тренировка совершенно не согласуется с боевыми приемами гоплитов. Здесь юноша живет по-волчьи и нападает по-волчьи – в одиночку, внезапно набрасываясь диким зверем. Он безнаказанно крадет и убивает, если только жертвам не удастся его поймать. Такое испытание включает в себя опасности и преимущества инициации. Неофит завоевывает возможность и право вести себя по-волчьи; его пожирает волк, и он сам воскресает волком; он рискует быть растерзанным волками и проходит испытание, чтобы самому терзать людей.

В братстве ликантропов на Ликейской горе в Аркадии, чьим покровителем был Зевс, волком становился тот, кто поест мяса ребенка, смешанного с другими видами мяса, или же посвящаемый переплывал пруд и на девять лет становился волком в том месте, где выйдет на берег. Аркадский Ликург, чье имя значит «изображающий волка», преследовал юного Диониса. Он угрожал ему каким-то таинственным приспособлением. Он испускал страшное рычание и бил, по словам Страбона, в «подземный барабан, издающий тяжко пугающий гром». Нетрудно узнать в этом устрашающий грохот африканской трещотки – универсального орудия масок.

Нет недостатка в доводах, позволяющих связать аркадского Ликурга с Ликургом спартанским; между VI и IV веками до н. э. сверхъестественное видение, вызывавшее панику, превращается в великого законодателя, колдун, заправлявший инициацией, становится педагогом. Точно так же люди-волки из Лакедемона перестают быть дикими зверями, одержимыми богом и ведущими в свои отроческие годы нечеловеческую, зверскую жизнь. Теперь они образуют своего рода политическую полицию, на которую возлагается обязанность устраивать карательные экспедиции и держать в страхе и подчинении покоренные народы.

То, что раньше было экстатическим припадком, теперь хладнокровно используется в целях подавления и устрашения. Метаморфозы и транс остаются лишь в воспоминаниях. Конечно, криптия по-прежнему вершится в тайне, но теперь она служит одним из регулярных механизмов воинской республики, чьи жесткие установления искусно сочетают в себе демократию и деспотизм. Меньшинство завоевателей, для себя самих уже принявшее совсем иные законы, продолжает пользоваться старыми рецептами по отношению к порабощенной массе.

Эта эволюция поразительна и полна смысла. Она иллюстрирует собой лишь один частный случай. В то же самое время почти по всей Греции отправлялись оргиастические культы, использующие танец, ритм, опьянение, дабы вызывать у адептов экстаз, нечувствительность и божественную одержимость. Но все эти культы головокружения и симуляции были побеждены. Они больше никоим образом не образовывали главные ценности общества. В них лишь продолжалась древняя традиция. О сошествиях в ад и путешествиях на небеса, осуществляемых духом, в то время как бесчувственное тело странника лежит на постели, осталось лишь воспоминание. Так, душа Аристея Проконнезского была «схвачена» богом Аполлоном и летала вслед за ним в облике ворона. Гермотим из Клазомена мог на целые годы покидать свое тело, отправляясь добывать знание о будущем. Благодаря посту и экстазу Эпименид Критский получил в божественной пещере на Идской горе запас своих магических способностей. Пророк и целитель Абарис летал по небу верхом на золотой стреле. Но и в самых стойких, самых развитых из этих рассказов уже проявлялась новая ориентация, обратная первоначальному смыслу. Орфей больше не выводит из подземного мира умершую супругу, за которой он туда спустился. Возникает понимание того, что смерть не знает пощады и что никакая магия не может ее одолеть. У Платона экстатическое путешествие Эра Памфильского – это уже не шаманская одиссея, изобилующая драматическими перипетиями, но аллегория, к которой прибегает философ для изложения законов Космоса и Судьбы.

* * *

Исчезновение маски – с одной стороны, как средства метаморфозы, приводящей в экстаз, а с другой стороны, как орудия политической власти, – представляет собой медленный, неровный, трудный процесс. Маска была высшим знаком превосходства. В масочных обществах главный вопрос в том, носишь ли ты маску и пугаешь других или не носишь ее и пугаешься сам. При более сложной общественной организации речь идет уже о том, что человек должен бояться одних и может пугать других, в зависимости от степени посвящения. Перейти на более высокую ступень – значит познать тайну новой, более тайной маски. Это значит узнать, что устрашающее сверхъестественное явление – вовсе не сверхъестественное, а просто переодетый человек, подобно тому как ты сам надеваешь маску, чтобы устрашать профанов или посвященных низшего уровня.