Императорский покер

И кто из людей в своей жизни не актерствует? – покажите мне хотя бы одного. Здесь срабатывают базовые истины психологии. Величайшие враги Бонапарте не отказывали ему в громадной впечатлительности к людским страданиям и обидам, в снисходительности и милосердии. Это отметила даже прусская королева, ненавидящая его сильнее, чем дьявола. Его министр Маре: "Сердце его было добрым по природе. Этого не станет отрицать никто из великих и малых, которые имели возможность узнать его". Другой министр, Коленкур: "Наполеон неохотно наказывал, врожденная мягкость склоняла его щадить виновных". Практически точно так же звучащее впечатление выразили о нем де Боссе, Савари, Файн и один из самых ярых антагонистов императора, Бурьенн: "Наполеон не был способен устоять перед голосом милосердия. Об этом свидетельствуют бесчисленные случаи, в которых он прощал наказание". Но "он старался усиленно скрывать свою доброту сердца, в противоположность ко многим, которые ею демонстративно хвастаются, совершенно ее не имея" (маршал Мармон). Это же подтвердил генерал Рапп "Император напрасно старался показать себя суровым. Природа побеждала это его решение. Не было человека более снисходительного и более человечного".

Что же может быть более человечным, чем театр опеки над солдатом; театр, в котором не ведомо, больше ли было расчетливого прагматизма или же голоса сердца? Где есть та мерка, чтобы решить эту проблему? Он лично проверял обувь и рубахи солдат и спрашивал, подходят ли те им. Как-то раз, увидав натруженное подразделение, вернувшееся на квартиры в полночь, он лично проследил, чтобы для них разожгли костер и чтобы всех накормили, и только после того отправился отдыхать. Под Дрезденом он занимался потребностями армии до поздней ночи, вернулся к себе весь промоченный дождем ("вода ручьями стекала с его одежды" – вспоминал герцог Виченцы), что закончилось горячкой, когда же окружение начало упрекать его, что он не заботится о своем здоровье, Наполеон ответил:

- Ну что же вы хотите, это же мои дети, а то, что я делаю – это мое ремесло.

Кстати, военное ремесло он считал "варварским" (его собственное определение) и жаловался, что ему приходится заниматься им из необходимости.

Писали, будто бы армия была для него "пушечным мясом". Но не писали, во всяком случае, не столь очевидно, что сам он себя никогда не щадил и иногда выступал в такой же роли. Под Ваграмом он очутился в обстреливаемом перекрестным огнем вражеских орудий "поле смерти". Увидев это, генерал Вальтер, командир конных гвардейских гренадеров, приказал ему немедленно отступить. Наполеон отказался. Тогда Вальтер подскочил к нему и воскликнул:

- Валите отсюда, Ваше Императорское Величество, а не то я прикажу своим людям связать Вас, забросить на дно фургона и отвезти в тыл!!!

Наполеон ретировался, говоря начальнику генерального штаба, маршалу Бертье:

- Я его знаю, он так бы и сделал.

Он считал, что командир не должен без толку подставлять себя под пули, но – когда ситуация того требовала – обязан послужить примером. Под Лоди и при Арколе солдаты не могли захватить мостов, заблокированных с другого берега концентрированным картечным огнем. Тогда он сам повел контратаки, чуть ли не в стиле камикадзе[38]. Когда пишут о "пушечном мясе", про это как-то забывают.

- Ну а кроме того – а в какие времена, в какой стране и на каком континенте, в какой войне солдат не является "пушечным мясом"? Это результат жизни, цивилизации (ЦИВЛИЗАЦИИ!), Системы, войны как таковой – никак не главнокомандующих. Бонапарте не придумал войну, и даже если заслуживал имени "бога войны", то только лишь потому, что умел гениально разыгрывать ее, а не потому, что был ее апостолом. Вот таким он никогда не был. Кто сегодня помнит его слова: "Война – ремесло варварское. Будущее принадлежит миру"? Он хотел быть земледельцем, но никак не ремесленником убийства. Постоянные атаки подпитываемых британским золотом и ненавистью царя Александра I антифранцузских коалиций не давали ему спокойно культивировать свое полюшко от Вислы до Атлантики. И не удивляйтесь ехидству последних слов, потому что, хотя и защищаю его, его апологетом не являюсь и, зная различную грязь той эпохи как и грязь собственной совести – знаю так же хорошо, возможно, лучше его критиков, грязь его действий. Но я знаю и то, что в большинстве случаев его вынуждали к сражению (до конкретных примеров мы еще дойдем), вот и должен был он заниматься "варварским ремеслом". А раз был должен – то старался это делать абсолютно совершенным образом. И как раз этому служило отношение к солдату как к приятелю или, скорее – как к собственному ребенку.