Наш царь – поэт хитрости не растрачивал своего умения на флирт с солдатней, и к армии относился, как и любой из российских феодальных господ относится к собственным мужикам, то есть – как к скотине. Своими приказами он гнал в бой толпы хамла в мундирах[39]
, не объясняя, а почему они должны сражаться. То, что только потому, что такова воля царя-батюшки, было вещью совершенно очевидной. Иногда только солдат побуждали, внушая им через попов, что Бонапарте – это воплощение Вельзевула, потому-то борьба с ним давала вечное спасение.Наполеоновский солдат всегда осознавал, за что он сражается. По крайней мере, так ему казалось. Бонапарте объяснял ему это (и не важно, честно или нет) в знаменитых воззваниях-беседах с армией, в которых разжигал солдатскую гордость, и хвалил, если солдаты того заслуживали. Ибо что может быть более приятного для человека, чем заслуженная похвала? И как часто подрезает крылья и подпитывает обиду ее отсутствие. И чем-то совершенно беспрецедентным был тот факт, что в своих воззваниях главнокомандующий всю заслугу за победу отдавал армии, как будто бы его собственный гений здесь совершенно не при чем.
Вот несколько примеров, фрагментов воззваний Наполеона перед Аустерлицем, которыми французские солдаты опьянялись сильнее, чем русские – получаемыми в награду от царя чарками водки:
"Солдаты! Вы плохо одеты и плохо питаетесь. Правительство много чего вам должно, но не может дать ничего. Стойкость и отвага, которые вы проявляете среди этих скал, достойны восхищения…" (Ницца, Головная штаб-квартира, 27-03-1796).
"Солдаты! В течение пятнадцати дней вы одержали шесть побед (…) Оголенные от всего, вы исполнили все!" (Кераско, головная штаб-квартира, 16-04-1796).
"Солдаты! Словно поток вы спустились с высот Апеннин. Вы свергли, раздавили, распылили все, что стояло у вас на пути (…) Во Франции ваши семьи, ваши жены и любимые радуются этим успехам и гордятся тем, что они принадлежат вам" (Милан, Головная штаб-квартира, 20-05-1796).
"Взятие Мантуи завершает войну, которая на Родине обеспечила вам имя бессмертных!" (Бассано, головная штаб-квартира, 10-03-1797).
Еще раз тот же самый вопрос: как мог не любить своего командующего солдат, к которому командующий обращался таким вот образом? И как этот солдат мог потом не совершать сверхчеловеческих усилий, чтобы заслужить похвалу такого командующего?
Царь Александр распоряжался своими военными картами совершенно иначе. Распоряжался он ими по-старомодному, что было достойной наказания ошибкой, учтя при этом, что методы ведения солдата в бой со времен Фридриха Великого несколько поменялись. Это различие имела огромное влияние на судьбу второго раунда императорского покера, и потому-то я и посвятил его объяснению столько места.
Остальными картами у обоих партнеров была мелочевка – ведущие офицеры их армий. Нет, вы не ошиблись. Как раз в этом раунде ведущими картами были простые солдаты, рядовые и унтер-офицеры; а маршалы с генералами дополняли их в качестве мелочи. Этот феномен мы объясним позднее, пока же что познакомимся с мелкими картами – фосками.
В битве под Аустерлицем деятельное участие приняло семь французских маршалов. В алфавитном порядке: Бернадотт, Бертье, Бессьер, Даву, Ланн, Мюрат и Сульт. Все они были людьми храбрыми и способными (на все), за исключением Даву, честность которого доводила коллег до рвоты. Помимо того, все они были между собой перессорены как стая голодных псов, потому что были вечно голодны новых отличий, славы и денег. За одним исключением (Бернадотт), все они были привязаны к Наполеону и послушны ему. Только одному этому следует благодарить, что они взаимно не поубивали один другого.
В наибольшей степени это угрожало ненавидимому всеми интригану Бернадотту. Бертье неоднократно вызывал его на дуэль; Даву ночами снился сон, что расстреливает его за измену, а Массена отдал бы собственный глаз за возможность расправиться с Бернадоттом. Бертье, впрочем, охотно выковырял бы у Массены тот самый глаз, которым галантный кавалер Массена уж слишком настойчиво приглядывался к обожаемой Бертье мадам Висконти. Наверное, именно потому, когда Бонапарте во время охоты, совершенно не желая того, подстрелил Массену в глазницу, стоявший рядом Бертье с охотой взял вину на себя. Бертье ненавидел Даву еще и за его военные успехи, но в этом ничего особенного не было, потому что по той же самой причине ненависть к Даву испытывало большинство маршалов.