Императорский покер

Таким вот образом, "хитрому византийцу" на сей раз хитрости и не хватило. Переполненный внедренной ему "божьим человеком", Селивановым, мистической верой в свое предназначение, которому станет помогать Провидение, он проглотил приманку, закинутую корсиканцем. Причем, во всех даже мельчайших подробностях. Наполеон сознательно ослабил свое правое крыло, чтобы собрать там головные российские силы и затем, когда наступающие повернутся к нему боком, ударить им во фланг с помощью собственного центра..

Ночь по обеим сторонам прошла в атмосфере возбуждения. Обе армии уже знали направления своих завтрашних маневров, обе они были переполнены победными настроениями. Русские - потому что знали, их царь-батюшка взял верховное командование на себя, в связи с чем небеса, хочешь – не хочешь, просто должны будут выступить на их стороне. Французы были на подъеме по тем же самым причинам – за день перед сражением император заверил их, что не станет полагаться на месье офицеров ("Солдаты, я сам стану управлять батальонами!") и собственноручно задействует все нитки.

Когда Наполеон возвращался с последней разведки (слыша грохот российских маршевых колонн, перемещаемых в направлении его правого крыла, он удостоверился в том, что все идет в соответствии с планом), кто-то из солдат подсветил ему дорогу факелом. К нему присоединился еще один, потом третий, и вскоре во французском лагере шестьдесят тысяч импровизированных из соломы факелов и поздравления по случаю первой годовщины коронации императора создали спонтанный и волнующий спектакль "son et lumiére" (звук и свет – фр.). Наполеон назвал эту ночь "прекраснейшей ночью в своей жизни".

Рассвет 2 декабря 1805 года приветствовал обе армии туманом, медленно вздымавшимся над плоскогорьем Пратцен, где на российской стороне ручья Гольдбах Александр готовился к легкой победе и погоне. "Лицитацию" он начал в семь часов, именно тогда, как это запрограммировал своим обратным блефом Бонапарте – бросая массы своей пехоты с Пратцена на правое крыло французов. К собственному изумлению, русские встретили там яростное сопротивление корпуса Даву и ввязались в обескровливающее сражение. В восемь часов солнце разогнало туман, и император заметил, что головная волна российской армии уже повернулась боком и стекает с возвышенности в направлении "ведущего" ее Даву. В какой-то момент он спросил у командующего французским центром, маршала Сульта:

- Сколько времени тебе понадобится на захват этого холма?

- Двадцать минут, сир!

Наполеон поглядел на часы.

- Нормально, дадим им еще четверть часа.

Через эти четверть часа, в девять, "бог войны" начал проверять карты на руках противника. Он махнул рукой, и когорты центральной группировки французов направились в сторону Пратцена. Для Александра это было полнейшей неожиданностью. Французский молот пал на его фланг и предпринял эффектную работу, несмотря на безумные усилия Багратиона и Кутузова. Последнего чуть ли не сразу ранили, а царь чудом избежал пленения.

Русские начали отовсюду стягивать все полки, которыми только они располагали (то есть, те, которые не были на данный момент связаны боем) и бросили их против Сульта и корпуса Бернадотта, но, несмотря на бравурные атаки своей кавалерии, уже не могли исправить ошибку и удержать нарастающее в их рядах замешательство.

Кульминационной точкой этого побоища был замечательный рейд кавалерии российской гвардии, которую в отчаянную контратаку бросил великий князь Константин. Это была элита царской армии. И об этом не нужно было знать, достаточно было поглядеть. В первом порыве гвардейцы разнесли саблями и копытами лошадей знаменитый первый батальон четвертого пехотного полка из дивизии Вандам, который застали врасплох среди виноградников. После этого они раздавили второй, столь же знаменитый батальон и продолжали мчаться дальше в бешенном порыве.

Наполеон видел это в подзорную трубу и обеспокоился. Два лучших линейных батальона его пехоты были снесены, словно кучи перьев, а чудовищный российский таран пер дальше и уничтожал все, встречающееся ему на пути. Против этой элиты следовало направить тоже элиту – в контратаку отправились конные гренадеры Бессьере, сливки французской гвардии. Две гвардейские кавалерии завязли в убийственной рубке, и тогда Константин разыграл последнюю карту, элиту из элит, не привлекаемую до сих пор золотую дворянскую молодежь Санкт-Петербурга: кавалергардов князя Репнина. Но на сей раз Бонапарте уже не ожидал и дал знак адъютанту Раппу, чтобы тот повел французскую элиту из элит – императорских телохранителей, два эскадрона конных стрелков и эскадрон мамелюков.

Через полчаса Рапп вернулся. С лица у него лилась кровь, в ладони он держал рукоять сабли, клинок которой был сломан у основания. Вернулся он без половины своих людей. Но с князем Репниным, которого мамелюки тащили на веревке, так же, как турки тащили своих невольников.