Императорский покер

Но, прежде чем это случилось, он прошел всю Европу и часть Азии. В Афинах он женился, в Лиссабоне попал в тюрьму, в Константинополе продавал часы, а в Дрездене обучал танцам, и повсюду «убивал» женские сердца и лишал жизни мужские тела, так как и женщины, и мужчины страстно проверяли его совершенство. Мужчины – в фехтовании. В Люневилле какой-то жандарм, опьяненный несколькими победными поединками, вызывая на дуэль "лучшую шпагу Франции" мнение преподавателя фехтования Сен-Жоржа), спросил перед стычкой, где Ожеро желает быть похороненным, в деревне или в городе.

- В деревне, - ответил на это Ожеро.

- Превосходно, - с издевкой заявил жандарм. – Похороны произойдут в деревне.

И жандарм не ошибся. Похоронили его в деревне.

Ужасно много людей похоронили по инициативе Ожеро, причем, абсолютно невинных. В качестве усмирителя Испании, маршалу Ожеро пришла в голову остроумная идея, как привязывать жителей этой страны к Франции, заключалась она в том, что каждого встреченного испанца попросту вешали. В течение какого-то времени все придорожные деревья в Каталонии гнулись под тяжестью трупов, а метода никак не желала принести желаемого результата, так что Ожеро вернулся во Францию ни с чем.

В отличие от Ланна, Ожеро обладал фигурой прусского гренадера, и по причине богатого жизненного опыта располагал более изысканным запасом ругательств, но очень многое их и объединяло, как, хотя бы, настоящий инстинкт к показухе, следовательно – и к битвам. Потому-то, во время исполнения Te Deum в ходе возвышенной церемонии коронации Наполеона в соборе Парижской Богоматери, оба наших маршала вели непринужденную беседу на самые различные темы, в особенности же о том, что – как это изложил Ожеро – "здесь не хватает лишь того миллиона человек, которые отдали свою жизнь, чтобы освободиться от подобных глупостей".

Вы наверняка уже догадались, что влюбчивый Ожеро в Наполеоне как-то не влюбился. У него не было случая. Уже при первой встрече в 1796 году Бонапарте a priori сделал невозможным подобную любовь, таким вот образом успокоив выступавшего на него Ожеро:

- Генерал, вы выше меня на голов, но если вы незамедлительно не перестанете наглеть, я прикажу это различие ликвидировать!

Свою злость Ожеро разрядил в ближайшей битве под Кастильоне, за что впоследствии стал герцогом ди Кастильоне. Но даже будучи герцогом, этот милый шут, грубиян и вор оставался таким же негодяем[43]. И до самого конца жизни.

И вот теперь третий гасконец в представляемой группе, сын трактирщика, Иоахим Мюрат[44]

(1767-1815), он имел множество общих черт характера с Ланном и Ожеро, к примеру: любовь к ругательствам и коллекционированию дам. Эта повторяющееся, словно икота, у наполеоновских маршалов сходство двух совершенств буквально провоцирует к философским размышлениям на тему: а вот успехи во втором из них они достигали, благодаря превосходству в первом, или же замечательное знание дам была причиной первого из совершенств? Ну да ладно, хватит, вернемся к Мюрату.

Он не уступал Ланну и Ожоре в отваге, зато намного лучше разбирался в лошадях и в костюмах. В качестве превосходного кавалериста (в его молодости было много возможностей тренировок, когда Мюрат верхом удирал от выдвигавших различные претензии "невест") в Великой Армии он занял пост главнокомандующего кавалерии и с честью удержал его почти что до конца Ампира. Почти что, потому что перед самым концом изменил и смылся, понятное дело – верхом.

Что же касается одежды и костюмов, то в течение всей жизни они были величайшим хобби Мюрата, это увлечение превышало даже увлечение женщинами. Разозленный отсутствием фантазии у портных, он сам себе проектировал одежки, в среднем – раз в неделю. В них он смело соединял элементы французские, кавказские, турецкие, шотландские, польские, итальянские, испанские, скандинавские, индийские и южно-американские, африканские и взятые из шатров комедийных трупп, народные и дендистские – абсолютно всякие. Уверенный в собственной гениальности в данной сфере, он спроектировал подобные одежные коктейли для своих штабных офицеров, те же начали открытый бунт под лозунгом: "Долой ослиную ливрею!". Для Мюрата это был тяжелый удар.

Еще более тяжелый удар встретил его со стороны императора, на бвлу, где Мюрат появился в своем новом шедевре. В серьезных исторических монографиях пишут, что Наполеон выгнал Мюрата из зала, заявив, будто бы тот выглядит словно "циркач Франкони". Вполне возможно, что император так и сказал, но из того, что известно мне, Бонапарте сказал следующее.

- Возвратись домой и переоденься в мундир, а то ты похож на цирковую обезьяну!