Империя и христианство. Римский мир на рубеже III–IV веков. Последние гонения на христиан и Миланский эдикт

Несомненно, Церковь как организация переживала кризис, и это было естественно. Имея единый базис, христианство распространилось среди множества народов с разными уровнями культур, с разными обычаями и разными религиозными опытами. Миссионерство – процесс творческий, предполагающий если не в полной мере адаптацию, то, во всяком случае, учитывание местных особенностей. Отсюда – та обрядовая пестрота, которая не страшна при наличии догматического единства поместных церквей. Но под воздействием огромных расстояний и беспокойной жизни внутри империи общение между поместными церквами было крайне нерегулярно и фрагментарно: при необходимости постоянно решать проблемы различных по историко-культурным традициям регионов неизбежно возникала не только пестрота в обрядах, но и в интерпретациях. Путь выхода из кризиса был очевиден – собор всех епископов. Но как раз именно это было менее всего нужно той империи, которую реанимировал Диоклетиан.

Задача Диоклетиана была вовсе не в уничтожении христиан, а в уничтожении христианства как вероучения. Христиан все же было уже слишком много и они были подданными империи, которая была со всех сторон окружена врагами и которая за многие десятилетия внутренних и внешних войн уже давно не испытывала не только избытка, но и достатка в людях. Как политик Диоклетиан был расчетлив и бережлив, отлично сознавая ту простую истину, что именно люди – основной капитал государства. Как опытный полководец-стратег Диоклетиан знал, что армия противника сильна не столько количеством (хотя этот фактор и немаловажен), сколько организацией и командным составом. Поэтому главный удар был нанесен императором именно против Церкви как полифункциональной организации христиан и против епископата как «командного состава» этой организации.

Поскольку Диоклетиан был «плоть от плоти и кровь от крови» «и по духу, и по букве» римлянином, т. е. человеком, в плоскости правовой и материалистической мыслящим системно-логически, то он был исполнен уверенности, что достаточно лишить Церковь влияния, а также средств к материальному и политическому существованию, как поставленная задача будет лишена. Как только нахождение в Церкви станет опасным и гибельным для комфорта и социального статуса, от христианства отречется та часть христиан, что укоренена на разных ступенях государственного механизма. И чем выше социальный статус, чем больше имущества, тем быстрее это произойдет. А значит, по мысли императора, из Церкви выйдут, спасая свое положение и привычный образ жизни, представители социально-политической и интеллектуальной элиты, а значит большая, наиболее деятельная и влиятельная часть епископата. Лишение Церкви имущества (и недвижимости, и финансов) делает ее бесполезной для нижних слоев населения. Иначе говоря, Диоклетиан был уверен, что достаточно использовать правовое пространство и для уничтожения христианства как «чуждого и опасного для империи учения», вовсе не придется прибегать к репрессиям, уж тем более масштабным. Достаточно будет «создать условия, для существования в системе нецелесообразные».

Но сколь ни умен и опытен был Диоклетиан, он просчитался. За остаток 303 года (собственно, с самого первого дня оглашения «Августовского эдикта») он – в нарастающем удивлении и раздражении, переходящем в гнев – имел возможность убедиться, что борьба с христианством не может быть ограничена только мерами административно-законодательными. Церковный клир вполне осознавал свою ответственность, а равно и потенциальную силу. Кроме того, среди христианских неофитов было множество сторонников активных действий. Достаточно сказать, что за короткий срок в императорском дворце в Никомедии произошло несколько пожаров. Пожары произошли и в иных императорских резиденциях. Закрытие храмов (не везде, но в большинстве случаев) проходило отнюдь не спокойно: вспыхнули массовые волнения и даже настоящие сражения вокруг храмов. В отличие от прежних времен христиане отнюдь не собирались ограничиваться непротивлением и пассивно взирать на творимые властью бесчинства и разрушения. В ряде случаев местные власти дрогнули и отступили перед полученным единодушным отпором.

Основа Римского мира – армия и право. В армии оказалось слишком много христиан, в том числе и на командных должностях. Если бы, скажем, Констанций Хлор в полном объеме выполнил в западных провинциях положения «Августовского эдикта», то границы по Рейну просто некому было бы защищать и вторжению германских племен ничто бы уже не препятствовало. Впрочем, христиане были готовы покинуть легионы. Выслуга лет, пенсии, гарантированные земельные наделы для ветеранов, социальный статус оказались бессильны превозмочь прочность их веры. Но неизбежно возникал вопрос – а куда подадутся эти десятки тысяч профессиональных военных? Они неизбежно примкнут к сопротивлению, которое уже было готово приобрести угрожающие масштабы. Ему еще не хватало систематичности, стихийность носила дилетантский характер. Вчерашние легионеры как раз и способны привнести и опыт, и систему!