Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России

Кампания по учету памятников во многих отношениях напоминала ревностные усилия русских лесоводов по составлению карт лесов и предпринятое геологами описание подземных богатств. Страсть к картографированию, измерению и обследованию основывалась на убеждении в том, что охрана неизвестных объектов невозможна. Однако учет памятников подразумевал не только описание их облика: он требовал технических знаний и оборудования, поскольку архитекторы обмеряли памятники, составляли их планы и делали их подробные фотографии[583]. Архитекторов в их экспедициях по российским губерниям и приграничным землям сопровождали профессиональные фотографы, нанятые Императорской Археологической комиссией: к 1914 году, как сообщал журнал «Старые годы», в библиотеке комиссии насчитывалось более 13 500 снимков. При этом работа Императорской Археологической комиссии по учету памятников ограничивалась главным образом несколькими губерниями Русского Севера и Средней Азией; Московское археологическое общество занималось окрестностями Москвы, а ряд губернских архивных комиссий оказывал помощь столичным организациям[584]

. Примером одержимости учетом служит работа Общества защиты и сохранения в России памятников искусства и старины. В 1912 году оно создало специальную комиссию для учета всех движимых и недвижимых памятников в С.‐Петербургской губернии[585]

. К марту 1914 года комиссия закончила обследование двух (из восьми) уездов, сделав 2000 снимков[586], но ее работа была далека от завершения[587]

.

Учету подлежали не только архитектурные сокровища, но и многочисленные объекты прикладного искусства и иконописи. Искусствовед П. П. Муратов описывал «замечательное» пятилетие 1909–1914 годов, когда интерес научных и художественных кругов к русской иконописи достиг кульминации, выразившись в непрерывных поисках бесценных икон. По его словам, география этих исследований резко расходилась с традиционными представлениями об историческом ландшафте страны: Москва оказалась на периферии, в то время как подлинные центры русского средневекового искусства обнаружились в отдаленных северных краях[588]. Впрочем, в случае икон «учет» памятников не сводился к изучению географии иконописных традиций; сбор материала обязательно включал еще и очистку древних икон от позднейших «поновлений» и слоев потемневшей от времени олифы[589]

. Кроме того, нужно было выявить историю и происхождение каждого объекта, место его появления на свет и возраст. Наконец, учет памятников и спасение их от забвения подразумевали либо их экспонирование в музеях, либо публикацию их изображений и фотографий. Начало XX века было отмечено появлением все новых и новых музеев и иллюстрированных изданий. Одно из них – журнал «Художественные сокровища России», редактором которого был А. Н. Бенуа, – заявлял в качестве свой задачи создание «свода точных снимков с наиболее значительных художественных сокровищ, находящихся в России»[590]. Собственно говоря, «Художественные сокровища» представляли собой бумажную художественную галерею, как и многие другие издания, тратившие львиную долю своего бюджета на публикацию многочисленных изображений высочайшего качества[591].