Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России

Религиозное искусство и архитектура, несмотря на их видимую несовместимость с ценностями либеральной идеологии, стали восприниматься как идеальный материал для строительства национального достояния: религиозное искусство было по большей части анонимным и, следовательно, по сути своей лишенным индивидуальности, всеобщим. Однако выяснилось, что объекты религиозного культа встроены в еще более сложную систему собственности, которую невозможно было описать в привычных юридических терминах. В духовной сфере понятия собственности и принадлежности, отчуждения и присвоения работали иначе, чем в светской, отражая своеобразные представления о функциях и значении вещей. Некоторые из этих идей были почерпнуты из норм канонического права, источником других были традиции. Сложность этих правил и невозможность втиснуть их в рамки привычной системы отношений между частной и публичной сферами стали причиной многочисленных конфликтов и разногласий.

ДИЛЕММА СВЯЩЕННОЙ СОБСТВЕННОСТИ

Церковь св. Космы и Дамиана в Муроме, построенная в 1564 году на берегу Оки[600]

, – прекрасный образец шатровых церквей XVI века. Ее возведение нередко (и ошибочно) приписывалось легендарному строителю собора Василия Блаженного на Красной площади, Постнику Яковлеву. К середине XIX века церковь сильно обветшала. В апреле 1868 года рухнул ее уникальный и мастерски украшенный 32-гранный шатер, а в 1877 году воды Оки подошли так близко к церкви, что грозили размыть остатки ее стен. После обрушения шатра все службы для местного прихода, насчитывавшего 190 человек, были перенесены в другую церковь; туда же были перемещены иконы, а Космодемьянская церковь оказалась заброшенной[601]. Священники новой церкви не видели необходимости в реставрации старого храма, который, по их словам, был расположен неудобно, на холме

[602]. Муромская городская дума тоже не желала брать на себя заботу о церкви и постановила лишь заменить плоскую деревянную кровлю, закрывавшую дыру, оставшуюся после обрушения шатра, на железную[603]

. Власти Владимирской губернии (к которой относился Муром) наложили вето на это решение, напомнив, что город несет ответственность за охрану исторических зданий и содержание памятников. В 1898 году городские власти Мурома обратились с этим делом в Сенат.

Эта история о «ничейной церкви» примечательна во многих отношениях. Во-первых, из нее видно, каким нечетким было определение «памятника», вошедшее в русские законы в середине XIX века. Космодемьянская церковь относилась к историческим памятникам благодаря своему возрасту и связанным с ней историческим легендам. Однако в положениях об охране памятников истории и искусства не уточнялось, кто становится владельцем здания после того, как оно получает такой статус, и кто должен платить за его охрану и реставрацию. Идеология культурного достояния, в сохранении которого заинтересована вся страна, не была близка духовенству и мирянам города Мурома. Город Муром не желал считать данную церковь памятником, потому что, по мнению городских властей, она находилась в ведении духовных властей. Те же, со своей стороны, не признавали церковь своей собственностью, потому что в ней уже не проводились службы, она утратила свое значение как место для богослужений и в этом отношении более не являлась церковью. В делах вероисповедных собственность определялась не тем, кто владел вещью, а тем, чем эта вещь, будь то здание или что-либо иное, являлась, то есть выполняла ли она функцию связующего звена между небесной и земной сферами. Как мы увидим ниже при разговоре об иконах и других «движимых» произведениях искусства, имущественный статус вещей как отчуждаемых или неотчуждаемых объектов определялся их религиозной функцией. Бывшие прихожане, на которых легло финансовое бремя содержания новой церкви, не были заинтересованы в том, чтобы заботиться о старой церкви, поскольку у них уже имелось другое место для богослужений – и эта точка зрения свидетельствует об их религиозном прагматизме. Другим действующим лицом этой истории, хотя и не принимавшим непосредственного участия в тяжбе, было Московское археологическое общество, проявлявшее живой интерес к ремонту церкви и инициировавшее составление проектов ее реставрации. Однако у Общества не имелось средств, чтобы финансировать это начинание. Сенат своим решением обязал город взять на себя это дело, но это решение осталось на бумаге. Церковь так и простояла без своего великолепного шатра до 2007 года: ни на один из проектов ее реставрации не было отпущено достаточно денег.