Империя вампиров

Сирша провела нас по прямой через заснеженную долину, и через несколько часов мы были в городе. В сердце долины лежало большое, серое, как и небо над ним, озеро. На берегу разместилась рыбацкая деревушка, окруженная, точно объятиями матери, острым частоколом. Однако, взглянув на поселение в подзорную трубу, я увидел, что кое-где стена проломлена, а несколько домов сгорело дотла. На город явно напали, и я готов был поспорить на свою кожаную флейту: я знал, кто именно.

– Есть движение? – прокричал Беллами.

Я покачал головой, прижав язык к заострившимся зубам.

– Нельзя оставаться на улице! – крикнул Диор. – Рафа замерзает!

Старик священник, голова и очки у которого покрылись изморозью, скрючился в седле.

– Д-должен п-признать, что еще н-несколько миль н-назад все, что у м-меня ниже п-пояса, утратило чувствительность.

Я кивнул.

– Едем!

Сквозь ветер и снег мы спустились к частоколу. Сложен он был на совесть: бревна тяжелые, усиленные железными скобами. Ворота все еще стояли, запертые, но само ограждение пробили мощными ударами: балки треснули, словно трухлявые. Феба первой скакнула в неровный пролом, я въехал следом, доставая Пьющую Пепел и присматриваясь к деревянным обломкам.

«К-какая пошлая демонстрация с-силы, – прозвучал ее голос. – Скорей всего, это Д-дивоки».

Я кивнул.

– И судя по силе, матерые – самое меньшее.

«Недавно п-порушили. Вряд ли высококровные т-тут задержались».

– Oui, но в могилу, которую они после себя оставили, могли вползти другие черви.

«Нам с-следует т-торопиться в Трюрбале. Атака запланирована на утро findi».

Я взглянул на эфес в виде посеребренной женщины и тихо, с жалостью произнес:

– Пью… осада Трюрбале была тринадцать лет назад…

– С кем это там болтаешь? – зло спросил Диор.

– С Пьющей Пепел! – перекрикивая ветер, подсказал ему Беллами и кивнул на мой меч. – У Черного Льва зачарованный клинок, Диор! Это магия из Легендарной эпохи! Пьющая Пепел говорит с владельцем, а некоторые легенды гласят, что она крадет душу всех, кого убивает, и убивая снова, поет их голосами. Другие утверждают, будто ей ведомо, как умрет всякий живущий на этой земле. И эти тайны она открывает всякому, кто ее держит!

Я вскинул брови, посмотрев на меч у себя в руке.

«Мне нравится н-новый шутник. Такой смешной, т-такой смешной».

– Идем! – Я указал на видневшуюся из-за крыш колокольню. – Укроемся в церкви!

По заснеженному бульвару мы проехали между плотно поставленными домами.

Буря так и неистовствовала, но дома хранили молчание. Винфэл походил даже не на городок, а на воспоминание о городке: двери висели на петлях, как сломанные челюсти, пыльные окна пятнала старая кровь.

Сказать по правде, он немного напоминал мне родной Лорсон…

– Так се придумка, Угодник, – прорычала Сирша.

Посмотрев вперед, я увидел собор на городской площади: опустошенный пламенем, уперший в небо сломанные стропила, точно ребра выпотрошенной грудины. Колокольня уцелела, но язык давно проржавел и отвалился, оставив сам колокол раскачиваться на суровом ветру.

Безмолвно.

Бессмысленно.

Рафа сидел в седле чуть живой, Хлоя и Диор отчаянно дрожали. Передохнуть на освященной земле нам не светило, зато хотя бы ждало укрытие сразу через площадь.

– В таверну!

Это было двухэтажное здание. На вывеске мужик в кожаном переднике тонул в кружке эля; ниже выцветшими буквами значилось: «Кузнец в ударе». Окна были заколочены, дверь крепко заперта, но хорошего удара ногой хватило бы…

– Стой! – крикнул Диор. – Если сорвать дверь с петель, какое это будет, на хер, укрытие?

Я поставил занесенную ногу на землю, а мальчишка метнулся мимо.

– У тебя есть ключ, умник?

– От всякого замка в империи, тупица.

Из сапога Диор достал плоский кожаный футляр. Внутри лежали железные отмычки, крючок-вращатель, молоточек и клинышек. Все это было хорошо смазано и начищено.

– Воровские отмычки, – рыкнул я. – И почему я не удивлен?

– У меня не только морда красивая, а? – пробормотал мальчишка.

Я глянул на Хлою, но та лишь криво улыбнулась. Было холодно, и пальцы у мальчишки сильно дрожали, но замок под ними отворился быстрее, чем распахивается кошель пьянчуги в минуту открытия пивной. Победно ухмыляясь, Диор толкнул дверь и манерно поклонился, когда Сирша коротко ему похлопала. Но едва он вошел внутрь, как тут же высочил назад с испуганным «сука!».

Схватив мальчишку за шиворот, я оттащил его от входа и, подняв Пьющую Пепел, сам вошел. Оглядел общий зал, щеря клыки: холод, сырость, пустота…

– В чем дело-то? – зло спросил я. – Что ты там увидел?

Мальчишка ткнул внутрь пальцем.

– Крысы.

И впрямь, пол кишел этими созданиями: тощими, черными и лоснящимися. Они смотрели на меня глазками-агатами, но стоило войти, как они бросились врассыпную, ныряя в щели между половицами и в заплесневелых стенах. Я зло обернулся к мальчишке через плечо.