Империя вампиров

– Сука, я крыс ненавижу, понял! – надулся тот.

Покачав головой, я провел отряд внутрь, а Беллами пошел устраивать лошадей в конюшне. Мебель была вся в пыли, на столах и полу валялись пустые бутылки, стены покрывала черная плесень, и всюду смердело гнилью и крысиным дерьмом. Зато мы хотя бы укрылись от ветра, а если повезет, то я еще и выпить найду.

– Гляну наверху, – сказал я. – Сирша, останься тут, с остальными.

– Хорошо бы добавить «пжалста».

Я склонил голову набок.

– Че ты там вякнула?

Юная рубака закинула секиру на плечо.

– Я те не молотобоец, с которым ты рубился в славные деньки. И не слуга, чтоб мной помыкать. Скажи, стал’быть, «пжалста».

– Мы чуть не околели, забрели в мертвый город, опустошенный холоднокровками, а ты мне тут херами предлагаешь мериться?

– Слышь, ты и так чуть че – головастиком размахиваешь. Че сейчас не так?

По скрипучим половицам я подошел к ней вплотную.

– Большое пожалуйста. На коленях прошу, побудь здесь с остальными.

Сирша ответила сердитым взглядом. Я же резко развернулся и, зло топая, поднялся на второй этаж. Там перезнакомил со своими сапогами все двери до единой. В голове у меня напевала старую колыбельную Пьющая Пепел, но, переходя из комнаты в комнату, я старался к ней не прислушиваться. В маленьких спальнях было пусто и пыльно, разве что встречались горстки крыс, слегка возмущенных моим визитом. Впрочем, мы, похоже, нашли место для ночлега – если нам, конечно, дадут поспать.

Когда я спустился в зал, пряча Пью в ножны и прерывая ее нестройное пение, вернулся Беллами. Он захлопнул дверь, отсекая нас от непогоды снаружи. Остальные тем временем переместились на кухню, где на стенах висели ржавые ножи и старые чугунки. Однако ни следа еды видно не было, да и выпивки – что самое обидное.

– Наверху все спокойно. – Я глянул на Диора и вздрогнул. – Если не считать крыс.

– Прекрати, Габи, – пробормотала Хлоя.

– Здоровенные такие, гадины. – Я руками показал тушу длиной в ярд. – И с виду отъевшиеся. Богом клянусь, одна даже щеголяла жилеткой из человечьей кожи.

Мальчишка показал мне папаш.

– Отсоси, герой.

– Можем переждать ненастье здесь, – предложила Хлоя. – Отогреться. Поспать.

Рафа улегся у очага, дрожа всем телом. Сестра опустилась рядом с ним на колени и обняла, чтобы согреть бедолагу. Беллами же стряхнул снег с лица, по-прежнему покрытого идеальной трехдневной щетиной, и потопал, стараясь восстановить в ногах кровоток.

– Разведу огонь.

Я кивнул и посмотрел на Сиршу.

– Где твой кошак?

– Феба гуляет. Вернется, когда надоест.

– Ладно, пойду-ка и сам осмотрюсь. Остальные сидите тут и грейтесь. Большое пожалуйста. – Я глянул на Хлою. – Вечно вы без меня во что-то влипаете, сестра Саваж, так что повесьте рог на пояс.

Хлоя одарила меня краткой благодарной улыбкой.

– Будь осторожен, mon ami.

– Я вернусь. Быстро, как епископ кончает в мальчишку-служку.

Рафа, по-прежнему дрожа, удивленно моргнул.

– Ощущение, что т-ты встречал совсем не тех епископов, с к-которыми общался я, Угодник.

Я вышел под снег с дождем и, ссутулившись, пошел в обход Винфэла. Сперва прогулялся тесными улочками, заглядывая в дома и проверяя погреба, затем спустился к озеру. Нашел там старые спутанные неводы, брошенные лодки. Вода была холодной, как титьки болотной ведьмы. В домах успели порыться до меня – то ли те, кто жил тут прежде, то ли мародеры. Но если не считать грызунов, во всем этом заброшенном местечке не сыскалось ни души.

Зато и нежити тоже.

Хрустя снегом, я вернулся к площади. Призраки в домах нашептывали буре старые тайны, а я заметил, как за белой пеленой мелькнул и скрылся в дверях спаленной церкви проблеск синего и серебряного.

Диор.

Я мерз, и мне не терпелось покурить, но доверять этом мелкому говнюку было столь же глупо, как ссать против ветра. Я сердито пересек площадь и вошел через напоминающий щербатую пасть восточный вход винфэлского собора.

Внутри было скромненько: простой круглый зал из опаленного пожаром известняка. В его опустошенное чрево сквозь ввалившуюся крышу сыпал снег. Стекла почти всех старинных витражей лежали осколками на полу, но окно в дальней северной стене осталось целым. На нем святая Мишон вела за собой воинство на Войну веры. Изобразили первую мученицу высокой, с соломенными волосами и яростной, как сотня ангелов. Диор озадаченно взирал на витраж.

– Хрен ли ты здесь делаешь?

Мальчишка испуганно обернулся и в мгновение ока выхватил серебряный кинжал. Следовало признать: рука у мелкого паршивца была столь же быстрой, как и язык.

– Я же вроде говорил тебе не лезть не в свое дело, герой.

– Кто тебе сказал, что ты мне указываешь, мальчик?

– Твоя мама, – сердито ответил он. – Когда я отодрал ее на постели твоего папа.

Я хохотнул, козырнув ему.

– А у тебя есть яйца, Лашанс. Отдаю должное. Вот только сапоги у меня крупней размером. Так что ты тут забыл?

Он указал на сломанные скамьи вокруг алтаря:

– Беллами нужны дрова.

– Гм-м. – Я кивнул. – Отличная мысль. Пустить в дело бесполезное.

– Словами не сказать, какое облегчение – слышать от тебя похвалу, герой.