Забрызганный кровью, я воткнул Пьющую Пепел в снег, стащил со священника труп нежити и присел рядом на колени. Сирша откопала Беллами: бард хватал ртом воздух, тогда как из разорванной глотки у него хлестала кровь. Вот ведь дурак несчастный, совсем мальчишка. Рафа лежал лицом в расползающейся луже. Я перевернул старого гада на спину и прижал руку к его разорванному горлу. Кровь уже не хлестала, а текла слабеньким ручейком.
Вскоре и тот остановился.
Темные глаза священника смотрели прямо в мои, а аромат его крови я слышал, даже невзирая на раж, вызванный санктусом; и хоть сцена была жуткой, в животе у меня сладко заныло от темного голода. Я выругался: кем я был и в кого превратился, и что Он, в Своем всемогуществе, сотворил со мной? Глядя в угасающие глаза Рафы, я покачал головой и вздохнул:
– Ну и где же твой Бог, старик?
– С дороги, на хер!
На меня в ярости налетел Диор – он задыхался, а в глаза ему лезли пропитанные кровью локоны.
– Какого хера тебе на…
– Габриэль, отойди! – прокричала Хлоя, оттаскивая меня в сторону.
Я стряхнул с плеча руку сестры и сердито воззрился на нее: сюрко ее тоже было в крови, как и меч. Но Хлоя во все глаза смотрела только на мальчишку. А тот наложил руку на растерзанное горло священника; в его широко распахнутых глазах стояли слезы.
– Семеро мучеников, мальчик, ему конец. Дай мужчине отойти в м…
– Закрой щель!
Рука и шея у него все еще кровоточили: он вымазал о них ладонь и прижал ее, обагренную, к зияющей дыре в шее Рафы. Сердце у меня замерло, ибо – клянусь Богом, Девой-Матерью и Спасителем – от соприкосновения с его кровью рана затянулась сама собой.
– Хлоя… – прошептал я.
Затем Диор подполз к Беллами, и Сирша отняла руку от раны на шее барда. На его губах уже пузырилась розовая пена, но мальчишка снова измазал ладонь в своей крови и прижал ее к ужасным ранам. Как и до того, дыры затянулись сами по себе, у меня на глазах, не оставив ни шрама, ни следа.
– Беллами? – в отчаянии шепнул Диор. – Слышишь меня?
Юный бард все еще был слаб, его кожа блестела от пота, но дышал он свободно, а глаза его сияли, и он накрыл руку Диора своей окровавленной ладонью.
–
– Твою Богу душу мать… – выдохнул я.
Рафа сел. Он дрожал в пропитанной красным рясе, но был здоров и жив, хотя всего мгновение назад готов был преставиться.
– Т-ты спрашивал меня… где мой Бог, шевалье де Леон. – Священник взглянул на Диора и насилу улыбнулся синюшными губами. – Так вот же Он.
VIII. Из чаши священной
– Во имя Отца, Девы-Матери и семерых мучеников, какого хера тут творится?
Я стоял посреди зала «Кузнеца в ударе», мои руки покрывали кровь и пепел. Беллами с Рафой сгрудились у очага. Хлоя стояла рядом с Диором, Сирша – неподалеку, чистила Доброту. Феба погналась за убежавшими порчеными – то ли хотела добить их по одиночке, то ли просто убедиться, что они ушли. Мне до этой шушеры дела уже не было.
Сжимая в руке Пьющую Пепел, я пристально смотрел на Хлою. Она избегала моего взгляда, занимаясь ранами на руке и шее Диора. Платок и сорочка на этом мелком гаденыше пропитались кровью, но сам мальчишка смотрел на меня как обычно дерзко.
– Ну и? – рассердился я. – Хлоя, выкладывай. Что это я сейчас такое видел?
Я зло посмотрел на клинок, скрежеща острыми зубами.
Я с силой вогнал меч в ножны, заткнув ее, и снова уставился на Хлою. Она хлопотала над Диором, словно наседка, перевязывая ему раны, пока наконец он сам не отмахнулся от нее.
– Со мной все хорошо, сестра Хлоя. Богом клянусь.
Хлоя выпрямилась, уперев руки в бока и глядя на него с глубочайшим страхом.
– Благая Дева-Матерь, пронесло едва-едва… Я же велела тебе бежать в собор.
– А я ответил, – сказал мальчишка, – что не оставлю друзей сражаться за меня в моих битвах.
– Нельзя тебе так собой рисковать! Ты слишком важен!
– Почему? – вспылил я.
Наконец Хлоя посмотрела на меня. Она явно хотела ответить, но что-то ей не давало.
– Будь ты проклята, Хлоя Саваж, говори! Это же ты втянула меня в свой мудацкий поход, а загадочное молчание уже изрядно надоело. Нужна моя помощь – начинай говорить, не то брошу вас наедине с этой затраханной нежитью!
Святая сестра села на полу, скрестив ноги, и оглядела присутствующих: Сирша, очень хмурая, покачала головой; Беллами облизнул окровавленные губы и кивнул один раз; Рафа молча посмотрел на Диора.
Мальчишка глянул на меня и, морщась, спрятал руки в карманах хорошенького кафтана. В его глазах, когда он опустил их на мой меч, я прочитал смесь обиды и уважения – понимание, что, если бы не я, они все бы, скорее всего, померли. Но вот его взгляд скользнул на карман, в котором у меня лежала трубка, и я заметил презрение, которое видел раньше, еще в соборе.
Наконец Диор посмотрел на святую сестру и неохотно кивнул.