– Помнишь ту ночь, Габи, когда ты начал обучать меня в библиотеке?
Я посмотрел на Хлою, заглянул в прошлое за океаном времени. Таким широким и глубоким, что я не видел противоположного берега. Рискуя угодить в коварные течения и утонуть в пучине, я вообразил нас с Хлоей, как мы деремся при свете, льющемся через витраж; вспомнил Астрид с альбомом у окна. Момент был такой обыденный, не оскверненный ни кровью, ни смертями, ни тщетой, что у меня защемило в груди.
Боже мой, мы были совсем детьми…
– Помню.
– Мы тренировались, читали, а потом разговаривали. Ты, я и Аззи.
– Что стало бы с миром, – улыбнулся я, – если бы им не владели единственно и безгранично старые упрямые мужики.
Она тоже улыбнулась, и я снова увидел девочку, которой она когда-то была.
– А потом?
– Звезда, – сообразил я вдруг. – Падающая звезда.
Хлоя кивнула, и глаза у нее заблестели.
– Я тогда тебе сразу сказала, что это доброе предзнаменование, что Бог уготовил нам великие свершения. И оказалась права. Вот только кроме нашего объединения было еще одно событие, куда более великое и светлое, до сути которого я докапывалась почти шестнадцать лет. Чудо, Габриэль.
Хлоя взглянула на окровавленного и побитого мальчишку у очага.
– Вот оно.
– Сука, Хлоя, что ты несешь?
– Хорошо ли ты знаешь Писание, шевалье? – спросил Беллами.
Я перевел взгляд на сгорбившегося у огня барда.
– Да уж получше твоего, готов спорить.
– А что тебе известно о ереси Аавсенкта? – спросил Рафа.
Я нахмурился и поскреб покрытый запекшейся кровью подбородок.
– Кажется… про нее была книга. В запретной секции библиотеки Сан-Мишона.
– Тут надобно поведать одну историю, Угодник. – Рафа кивнул в сторону барда. – Предоставим это мастеру дела.
Я взглянул на Беллами.
– Ты ведь, сука, петь не станешь?
Вымотанный, бард оживился:
– А ты был бы не против?
Я сердито посмотрел на Хлою, потом достал из седельной сумки у двери бутылку водки и подвинул стул к огню.
– Излагай.
Невозмутимый, бард пригладил идеальные кудри. Оглядел комнату и сделал глубокий вдох, а после пустился в рассказ с красноречием жеребца, который при помощи своего дара уложил в постель сотню девиц.
– Лет этак тысячу назад где-то в Нордлунде родился мальчик. Имя его затерялось в веках, но позже его прозвали Спасителем. Войдя же в пору мужества, он стал странствующим проповедником, несущим слово о едином Боге. Спаситель не просто объявил старых богов ложными, но также называл себя сыном истинного Бога. Он творил чудеса. Сперва по его слову вставали мертвые, а после – собралась армия. И выступив походом на запад, он понес Единую веру на острие меча. Война выдалась кровопролитной и длилась десятки лет.
– Твою же мать, Беллами, ты что, мне ра…
– Тихо, Габриэль, – осадила меня Хлоя. – Слушай.
Беллами вернулся к рассказу.
– Спасителя предали ученики, а жрецы старых богов распяли его на колесе и убили. Однако последняя преданная последовательница, охотница Мишон, собрала его горячую кровь в серебряную чашу. Потом она продолжила войну во имя Спасителя, пока ее саму не предали мученической смерти на поле брани. Однако идеалы Единой веры не пропали, и спустя столетия военачальник по имени Максимилль де Августин и его семья объединили наконец пять королевств в империю под знаменем Единой веры.
Я со вздохом опрокинул в себя бутылку. Все это я уже знал.
– Внимательней, Габриэль, – уперлась Хлоя. – То, что ты услышишь дальше, может и тебя, и всех твоих близких отправить на колесо, где вас освежуют. Это – темнейшая ересь империи.
Я проглотил водку и вздохнул.
– Ну так выкладывай тогда.
Отец Рафа подался вперед, сложив у губ шпилем пальцы в печеночных пятнах. Он взглянул на Диора со страхом, будто просто произнося эти лова, совершал грех:
– Мы с Хлоей много лет собирали эту историю по кусочкам, Угодник. Складывали осколки знания. Мельчайшие крупицы истины, перемешанные с нескончаемой писаниной буйнопомешанных и ложью. По сей день мы не знаем и половины истории, но одно известно точно, и еще кое-что наверняка. Мишон была не просто последователем Спасителя.
Старик очень глубоко и тяжело вздохнул.
– Она была его возлюбленной.
Если священник ждал, что эти его слова произведут на меня впечатление, то он слегка промазал.
– Сын Бога любил перепихнуться, как и все мы. – Я пожал плечами. – Что с того?
– А то, что Заветы сперва были написаны на старотальгостском, и вот на нем слова «живая кровь» и «суть» звучат практически одинаково:
– Мишон не собирала кровь Спасителя в какую-то там чашу, Габи. – Хлоя положила руку себе на живот. – Она вобрала его суть в свою, а спустя девять месяцев родила от него ребенка. Дочь. По имени Эсан.
Тут я прищурился:
– И это тоже на старотальгостском. Означает «Вера»…
Хлоя кивнула и пробормотала:
–
– Отступники… – прошептал я, глядя на жилку у себя на запястье. – Какого хрена…