Империя вампиров

Теперь нас отделяло всего лишь два слова. Казалось бы, такой пустяк, а сколько в нем власти, пагубы, посулов. Каких-то два слова – и поднимутся армии или же рухнут королевства. Всего два словечка могут начать и закончить все на свете. Сколько сердец обрело половинки силой двух слов: «Я тоже». Но еще больше разбилось, когда с губ срывалось: «Все кончено». Краткие звуки, способные преобразить или сгубить весь твой мир; подобно великим заклинаниям из старины, вывернуть черты того, что ты зовешь собой, и всего вокруг. Два небольших слова.

– Прости меня.

– Ну же.

– Не могу.

– Ты должен.

Я ощущал тепло старой осени – ее губы, вкус жженных листьев на ее языке. Видел уже, как ее бледные руки проскальзывают мне в брюки, бледные бедра обхватывают мою талию, а мои зубы скользят по ее губам. Между нами пела, заполняя пустоту внутри, ее кровь. Я подошел ближе к окну, и она прижалась к стеклу – вся голод и чистое желание – и улыбнулась, явив мне все оттенки отчаяния. Дрожащими руками я отпер окно и медленно приподнял раму. Совсем не своим голосом произнес два слова.

Два небольших слова.

– Прошу, входи.

X. Это тебе не цветочки

Буря прекратилась спустя четыре дня, превратив все кругом в серую пустыню.

Я все еще не оправился от того, чему стал свидетелем, и глядя на Хлою с Диором, запутывался все сильнее. За жизнь я успел насмотреться на то, что, казалось бы, невозможно: крепостные стены рушились под ударами мертвых кулаков; чудовища, которые плясали в шкурах зверей, нося при этом человеческие лица; легионы нежити и глаза вечного короля, черными бездонными колодцами глядящие прямо на меня.

У меня впереди вечность, мальчик.

Но правду сказать, недавние события переплюнули это все. Я-то согласился сопровождать отряд Хлои, чтобы напасть на Дантона, а тут никак не мог забыть увиденного.

И вот в то утро, когда мы приготовились покинуть Винфэл, я отправился на поиски мальчишки. Нашел его снова в разрушенном соборе, где он всматривался в витраж с ликом святой Мишон так, словно искал в нем ответы на мучившие его вопросы. На полу толстым слоем лежал свежий снег, и мое дыхание повисало в воздухе облачками пара. Я ощущал запах ран: заживающих под коркой запекшейся крови и повязкой на шее, где мальчишку покусали. Каким бы он ни был чудодейственным, себя он, похоже, исцелить не мог.

Когда я вошел, Диор оглянулся через плечо и со вздохом спросил:

– Чего тебе?

– Хлоя волнуется. Не стоит тебе одному тут разгуливать.

– Твоих советов, герой, я жду, как танца ишака у меня на мошонке.

– Экий ты разобиженный… Не надоело дуться-то? С теми, кто спас тебе жизнь, Лашанс, можно бы и помягче.

– Если ты пришел мне мозг клевать…

– Я вот это отдать хотел.

И я протянул ему флакон из-под санктуса. Причастие давно было выкурено, а сосуд я заполнил заново свежей кровью и заткнул пробкой.

– Не стану я этого говна курить, за кого ты…

– Это кровь не вампира, а моя. – Я скрежетнул зубами, оскалившись. – Я тоже… одарен, мальчик. Такие таланты не у всякого бледнокровки встретишь. Как они точно работают, мне неизвестно, но если ты станешь носить этот фиал при себе, я тебя отыщу. Где угодно, по всей империи.

– На кой тебе это делать?

– Если Хлоя рассказала правду…

– Если? – Он скрестил руки на груди и фыркнул. – Знаешь, когда сестра Хлоя и отец Рафа только нашли меня, то я не сразу поверил в рассказанное ими, признаю. Проживи детство вроде моего и поймешь: лучше заранее всех считать кончеными обмудками. Поэтому, когда они окажутся просто обмудками, ты будешь приятно удивлен. Но ты? Ты же рос, окруженный всем этим: мученики, Дева-Матерь, Спаситель… а сам ни на грош в них не веришь. – Он взглянул на фиал у меня в руке, потом мне в глаза. – Не нужна мне твоя кровь, герой. Не хочу, чтобы ты следом таскался. Отвяжись-ка и вали домой, к жене и мелкой, бухай и кури на здоровье, а меня оставь, сука, в покое.

Сплюнув на пол, он протиснулся мимо меня и вышел.

И так мы всемером выехали из города под сыплющим с неба снегом, оставив Винфэл позади, двигаясь на северо-восток. Диор сидел позади Хлои в седле и сильно злился. Заставить себя полюбить этого мелкого говнюка я по-прежнему не мог, но я же сам все видел и потому гадал: правда ли это? Правда ли он – потомок сына Божьего?

Окончание мертводня – у меня в посеребренной ладони?

Хлоя верила в это, как и Рафа с остальными. Верила инквизиция и даже – благая, так ее этак, Дева-Матерь! – Дантон Восс, а значит, и его папаша. До меня наконец начало доходить, как много стоит на кону, и мальчишка перестал быть для меня просто наживкой. Дело оказалось куда как крупнее. Крупнее всего, что я знал.

Нас окружали темные потоки такой глубины, что я не видел дна. Я снова вспомнил ту странную высококровку, что противостояла нам у стен сторожевой башни близ Гахэха: иссиня-черные волосы и кровяной клинок, мертвые глаза в прорезях маски. Она тянула к мальчишке руку: «Иди с-с-со мной, дитя, или умрешь».

Слишком уж все это непонятно…