Империя вампиров

Талия взялась за десятихвостую плеть, и я стиснул зубы при виде металлических шипов на ее кончиках. Цокая каблучками и наматывая поскрипывающую кожу на кулак, инквизиторша медленно зашла мне за спину. От прикосновения перчатки кожу на спине закололо: коготь скользнул вдоль рисунков, ангельских крыльев на плечах, ликов Девы-Матери и младенца Спасителя, выведенных у меня под кожей руками той, что любила меня.

Щелк!

Я ахнул, когда мне в плоть впились железо и кожа.

– Признаешься?

– А можно чуть повыше, с-сестра?

Щелк!

– Не-не… ч-чуть левее.

Щелк!

– Во-от так.

ЩЕЛК!

ЩЕЛК!

ЩЕЛК!

Железо не ранит бледнокровок так, как серебро, но к тому времени я – оголодавший, ослабленный – готов был сломаться. Раны на мне не затягивались, а сочились, как у хряка на бойне. Я дергался в цепях, пока не порвал кожу на запястьях и кровь не потекла вниз по рукам, ляжкам, собираясь в лужицы на полу. Легкие мои все это время наполнял запах санктуса.

За всю жизнь я такой голод испытывал лишь однажды. Простой человек подобных мучений и вообразить не в силах. Курильщик, пьяница или опийный наркоман даже близко их себе не представит.

Жан-Франсуа поджал губы и тихо произнес:

– Зато я представляю.

– Я не сомневался, что она врет. Успел узнать Диор, чтобы понять: эта девочка – не хладнокровный убийца, а если кто-то выдал ее инквизиции, то это было не признание, а предательство. И тогда я вспомнил, что Диор сказала мне в пещере – о том, как все ее бросают.

А ведь и я ее бросил. Меня слишком плотно окутывал собственный мрак, и потому я был готов отвернуться от девчонки, как прочие. Тогда же осознал, что получил самый важный урок, урок, который усваивается через испытания льдом и пламенем. И который мне стоило вырезать у себя на костях кровью и серебром.

– Что еще за урок? – спросил Жан-Франсуа.

Последний Угодник хлебнул из бутылки и очень долго ничего не говорил.

– Я тонул во тьме, овеянный плотным запахом крови. Я держал за руку дочь. Ее мягкие пальчики касались моих мозолей, а в голове звенело эхо ее смеха. Во мраке передо мной возникло лицо Астрид: ее ресницы трепетали, будто она открывала глаза после сна. Алыми губами она прошептала два слова:

Сделай это.

Я не могу.

Ты должен.

Прошу, входи.

ПРОШУ, ВХОДИ.

– Кто там?

Я сильно зажмурился, омытый кровью и запахом желания. Боль унялась, а ритмичные удары плети больше не секли мне истерзанную спину. Я поднял взгляд и сквозь вуаль пропитанных потом волос взглянул на хмурого мордоворота. Я чувствовал Талию у себя за спиной и готов был поклясться, что за вонью крови, кожи и пота угадывался аромат ее желания. Эта кровожадная сучка текла, как крыша в дождь.

Она остановилась и тихо повторила вопрос:

– Кто там?

Из-за двери ответили. Оказывается, кто-то стучался. Приглушенный голос звучал застенчиво; должно быть, это пришла юная сестричка из обители наверху.

– Прошу прощения, инквизитор, но ваша святая сестра передала срочное известие.

Талия с Филиппом переглянулись, и последний пошел открывать дверь мясного погреба. Талия же осталась на месте; она намотала плеть на кулак и хорошенько отжала из нее кровь – густые капли потекли на камень пола. Мордоворот тем временем сердито распахнул дверь. Он еще успел проворчать: «Лучше бы это было что-то безот…» – и ахнул, когда ему в живот врезались четыре с половиной фута зазубренного металла. Удар был не изящный, но меч все равно вспорол кольчугу, как бритва – шелк. Схватившись за брюхо, здоровяк рухнул навзничь; клинок выпал у него из живота, и из раны вывалились кишки. Сквозь поволоку голода перед глазами я разглядел вошедшую: ее ярко-голубые глаза полыхали яростью – и мое сердце запело.

Диор подняла Пьющую Пепел и навела ее на инквизиторшу.

– Твоя сестра просила передать, что ведьма вырвалась на свободу.

VII. В крови, но не сломленная

– Вот что нужно знать о фехтовании, холоднокровка: даже если мечом ты владеешь плохо, ты все равно владеешь им лучше, чем тот, у кого меча нет.

Я сразу же понял, что Диор Лашанс ни разу в жизни не бралась за длинномерный меч: хватка дерьмовая, на позицию без слез не взглянешь. Я ведь говорил уже: это только в романах какой-нибудь заморыш хватается за клинок и дерется им как прирожденный мечник. Впрочем, этот клинок был выкован руками легендарных мастеров во дни давно минувшие. И даже сломанная, Пью не забыла, чем некогда была. Это угадывалось и по тому, как посматривала на нее Диор: меч явно говорил с ней. И слушая голос у себя в голове, Диор вошла в камеру.

Талия, прокричав молитву Наэлю, ударила плетью, и Диор вздрогнула, когда языки хлестнули воздух в каких-то дюймах от ее горла. Она ударила, и чуть не задела меня на замахе – пришлось даже прикрикнуть на нее. Однако Диор невозмутимо продолжала наступать, рубя с плеча, и наконец плеть вылетела из рук у Талии. Инквизиторша попятилась, отступая к столу, и там схватила молот, заорала, призывая на помощь братию.