Диор неуклюже занесла меч над головой и обрушила его на голову инквизиторше, но та юркнула в сторону и хватила девчонку молотком по виску. Диор пошатнулась и рубанула Пьющей Пепел наотмашь, отогнав Талию. Та, к своей чести, оказалась совсем не рохлей и, даже вооруженная одним лишь молотком, сражалась с Диор на равных. Вот только, уходя от ударов, она подошла слишком близко ко мне.
Весь в крови и задыхаясь, я подтянулся на оковах и обхватил ее ногами за шею. Талия снова взревела, призывая на помощь, саданула меня молотком по ноге, в живот, попыталась вырваться, но Диор шанса не упустила и пронзила ее мечом, как рождественского хряка – вертелом. Пью прошила кроваво-красный табард и алое мясо под ним. Покачнувшись, Талия рухнула на пол в лужу крови – моей и своей.
От чистого, сводящего с ума запаха меня словно накрыло бурным потоком. Я заскрежетал зубами, ничего не видя перед собой; клыки до боли выпирали в деснах. Диор огляделась и бросилась к столу, схватила там мою трубку. Не отмеряя дозу, просто опрокинула в чашечку весь фиал, а я заскулил при виде санктуса, просыпанного на пол. Диор же сунула мне трубку в рот и чиркнула огнивом.
– Скорее. Вдыхай.
Торопить меня было излишне. Я чуть не зарыдал, когда красный дым проник мне в легкие, и закатил глаза: меня захлестнуло, понесло, будто я угодил в поток темнейших из рек; я, кувыркаясь, падал в пылающее небо и проклинал его с любовью. Дней мук и боли как не бывало: еще затяжка – и все как рукой сняло.
Диор ключом Талии отворила замки на оковах, и вот, наконец, я оказался на полу, коленями встав в лужу красного. Уронив голову на грудь, попытался отдышаться.
–
Я вздрогнул, когда мне в лицо прилетели мои же брюки; затем Диор подтолкнула в мою сторону сапоги.
– Одевайся, – бросила она. – Нельзя же спасаться бегством из женского монастыря, потряхивая маленьким Габриэльчиком.
– Габриэльчиком?
– Шлюхин род, одевайся уже!
Я натянул брюки, обулся. Морщась, накинул блузу. При этом я краем глаза поглядывал на Диор: она собирала мой цех, фиалы с санктусом и трясущимися руками прятала их в джутовый узелок. Сама она, бежав, стащила монашескую ночную сорочку, но та была в крови, а в глазах Диор плескалась боль – наверняка обошлись с ней не лучше, чем со мной.
– Как ты бежала? – пробормотал я.
– Есть в дерьмовых сапогах вроде этих кое-что полезное. – Она похлопала себя по голенищу и спрятанному в нем футляру с отмычками. – Мало кто хочет в них копаться.
– Вот же умная сучка, – прошептал я.
Запели колокола обители: они вовсе не созывали монашек на молитву и не возвещали о рассвете, но били тревогу, и звон эхом разносилось даже здесь, в подвале. Диор задрала голову к потолку и выругалась.
– Они уже знают о побеге.
– На призыв сюда сбежится весь гарнизон.
Диор швырнула мне Пьющую Пепел, прихватила узелок, и вместе мы, оставляя красные следы, выбежали из камеры. В коридоре наткнулись на еще одного солдата из инквизиторской когорты – его успели зарубить ударом в спину. Я посмотрел на Диор, но та спрятала взгляд, и мы понеслись дальше, по лестнице – наверх.
– Знаю.
– Знаю.
Мы поднялись из подвала на первый этаж. Впереди мерцало пламя факелов; солдаты инквизиции уже обыскивали двор, а на звон колоколов спешили стражники: с улицы доносился топот тяжелых сапог.
– Пробиваться с боем – не лучший план, – пробормотал я.
Диор кивнула в сторону теней.
– Сюда.
Следом за ней я похромал вверх по очередной лестнице; истерзанная спина так и болела. Оказавшись на галерее, мы пригнулись и понеслись вдоль балюстрады, избежав людного двора. В конце Диор провела меня за маленькую дверцу и дальше – вниз по узкому пролету. Мы оказались в кухне. Звонарь так и лупил в сраные колокола, и времени, пока нас не окружили, оставалось немного.
У двери Диор схватила джутовый мешок, набитый картофельным хлебом и сушеными продуктами. Видать, она уже проходила этим путем. Раненая, в крови, побитая, она все же не утратила способности соображать. А еще она, похоже, готовилась уходить одна – дошла до самых ворот и лишь потом вернулась за мной.
Видит Бог, я не понимал, зачем она так поступила.
Издалека донесся, разлетаясь во тьме эхом, чей-то крик. В нем слышался бурлящий гнев.
– Сдается мне, что это инквизитор Валия нашла сестричку, – пробормотал я.
– Суки больные, – бросила Диор. – Жаль, я обеих не достала…
Мы выскользнули из кухни черным ходом и побежали вдоль стен обители. Свет факелов падал на камень, слышались призывы инквизитора: чтобы нас нашли, непременно нашли! Приближалась первая волна солдат – сплошь юнцы в ярко-желтых табардах и с новенькими мечами. Если бы нас приперли к стенке после убийства инквизиторских солдат, то вряд ли стали бы долго разговаривать.