Иная судьба. Книга II

Он ввёл её в круг своих немногих, но настоящих друзей. Жаль, что их не оказалось рядом в те роковые дни, когда молодой посол, измотанный долгой дорогой, тряской в карете и летней жарой, да ещё и постоянной тревогой за беременную жену, лёг отдохнуть в одной из спаленок незнакомой гостиницы — и больше не проснулся. Отчего-то Доротея оказалась одна, совсем одна, хоть и окружали её вроде бы со всех сторон люди, участливые, доброжелательные, пусть и незнакомые… Или в своём тогдашнем ослеплении от горя она просто замкнулась, не подпускала никого, ушла в себя? Может быть…

Рослая, крепкая, с высокой полной грудью и налитыми бёдрами, она всегда так и притягивала к себе взоры мужчин, которым вроде бы полагалось таять лишь в присутствии особ утончённых и манерных, глупеньких и воздушных… а поди ж ты — таращились на неё, бывшую «дылду». Бывшую, ибо в руках любимого мужа, которому едва дотягивала до плеча, Доротея чувствовала себя пушинкой, желанной пушинкой. На занятиях в пансионате ей приходилось в основном высиживать на стульчике в стороне от танцев, в которых кавалеры подхватывали и приподнимали дам — ибо чересчур утончённым учителям как-то не улыбалось на виду у всех тужиться, силясь удержать такую партнёршу… Но Алекс — её Алекс! — обожал танцевать с ней вольту, и в его сильных руках она чувствовала себя маленькой девочкой, цветком, защищаемым и любимым.

Это было только с ним. Вольта, ритмичные задорные движения, хлопки рук в унисон с хлопками других танцующих пар, лукавые подмигивания и улыбки, плотный обхват талии сильными и в то же время — нежными мужскими руками, взмывание почти к потолку — так казалось! И удивительным было видеть Алекса сверху, потому что так она могла смотреть на него только в постели; но здесь, на глазах у всех они вдруг оказывались лицом к лицу, и она… сверху, словно любуясь на него, опершись локтем на подушки. Это было странно и пикантно, интимно и до того… лично, что в какие-то моменты она краснела — а вдруг весь свет сейчас считывает её мысли? Алекс — тот точно читал, и в глазах его плясали лукавые чертенята…

И поэтому, когда сводный оркестр скрипачей и флейтистов, приглашённый Максимилианом Фуке на репетицию в Гайярд, заиграл вольту — у Доротеи ёкнуло в груди.

Это было неправильным. Она поняла это с первых тактов. И вроде бы уже привыкла к присутствию герцогского секретаря, к тому, что он оказывается рядом довольно часто — но это же по долгу службы! Она не воспринимала нынешние танцы как развлечение, нет: давно уже настроившись на р а б о т у, труд ради хлеба насущного. Дори и во дворце помнила день и ночь: это — её обязанность: присматривать за малышкой Мартой, превратившейся в госпожу Анну, наставлять, поправлять, учить… Вот и учила. Отрабатывала со всем старанием, хоть пока и не подучила жалованья, но хорошо помнила, как ехала сюда с жалким дорожным сундучком и единственным платьем на смену… а сейчас её гардеробной позавидовала бы даже она сама, пятнадцатилетней давности, едва выскочившая замуж. Ей выдавались небольшие суммы «на булавки и различные мелочи», чтобы, гуляя по лавкам, они с Мартой не отказывали себе ни в чём, а в шкатулке на её туалетном столике обосновались несколько браслетов, колец и брошей, присланных герцогом, дабы спутница его супруги всегда имела вид достойный, отражающий величие тех, кому она… служит. Да, служит.

А потому, что бы ни приказал его светлость, её дело — исполнять. Продумать и представить ему программу обучения супруги? Пожалуйста. Сопровождать в поездках в монастырь, готовить к роли патронессы? Хорошо. Молчать о найденных записях, как и встрече с драконом, дабы не волновать раньше времени? Как скажете, ваша светлость. Танцевать? Что ж, это работа не лучше и не хуже предыдущих.

Но когда секретарь Фуке повёл её в вольте…

Когда они лишь кружили друг подле друга, воздевая руки, соприкасаясь рукавами, хлопая в ладоши, Доротее было всего лишь не по себе. Приученная с малолетства держать чувства в узде, она не подавала виду, что ей… не то, чтобы неприятно, а хочется, чтобы танец закончился как можно быстрее. А когда ноги её вдруг оторвались от пола, и неожиданно сильные и горячие, прожигающие даже сквозь атлас платья и рубашку, мужские руки вознесли её далеко-далеко от пола, и совсем рядом, внизу было красивое какой-то диковатой красотой лицо с хищным носом и миндалевидными чёрными глазами, в которых сейчас вместо льдинок горели искры… Она едва не закричала. Так не должно было быть! Это танец только её и Алекса!

Только на миг она пришла в смятение. На миг.

Ей хватило мужества и выдержки дотянуть кое-как эту проклятую вольту до последнего поклона. С балкончика музыкантов раздались аплодисменты. Должно быть, со стороны компаньонка молодой герцогини и секретарь его светлости смотрелись неплохо, и, возможно, кто-то даже решил, что они красивая пара… Вздор. Она не желает быть чьей-то парой. Никто не заменит единственного в её жизни мужчину.