А что, собственно, произошло? — голосом, самой себе неприятным, пробурчала мысленно Дори. Он хватал меня за талию, будто… хозяин какой-то! Он дал мне это дурацкое прозвище… Вот теперь из-за этого прилипалы изволь припрятать подальше любимые духи. «Госпожа Вербена…» Пф-ф! Придумает же такое!
Услышав торопливые шаги, очнулась и вынырнула из раздумий.
Аннет, новенькая, помощница кастелянши, а по старой дружбе — ещё и исполнительница поручений прежней хозяйки, присела в книксене.
— Добрый вечер, госпожа Доротея! А я ищу вас, ищу! Хорошо, садовник… не помню, как его… сказал, что вы тут, на скамейке. Простите, что потревожила.
— Ничего страшного, милая. — Дори натянуто улыбнулась. Впрочем, весёлая простушка Аннет ей нравилась, да и срывать скверное настроение на других, хоть и на прислуге, нехорошо, недостойно, а потому — чело госпожи компаньонки стало куда спокойнее и приветливей. — Ты что-то хотела? Что это у тебя?
— О, это Бланш просила передать. — Заулыбавшись в ответ, девушка, свеженькая, как первый гиацинт, протянула прелестную объёмистую коробочку, обтянутую тёмно-синим. — Из такого же бархата шьётся для вас платье, загляденье просто… Так вот, Бланш сама не может приехать, а просила вам передать, чтобы вы посмотрели — да выбрали пуговки для корсажа. Шнуровка на спине так и останется, говорит, пуговки нашьём только для красоты, это сейчас модно. Но вот незадача: прислали ей три партии, и все хороши, и все подходят, так может, вы сами определите, какие нашивать?
Доротея кивнула.
— Оставь, я посмотрю. Оставь, — повторила с нажимом. — Я приду к себе через полчаса, у меня остались образцы отделки, надо сравнить ещё и с ними.
— Хорошо, госпожа.
Девушка вновь присела, сверкнула белоснежными зубками и упорхнула, только песок взметнулся из-под туфелек на высоком господском каблучке. Доротея покачала головой. Здесь в Эстре многие девушки, даже будучи в услужении, могут позволить себе одеваться нарядно в будний день. А у неё самой были… да-да, те самых пресловутых три платья, да запасная «праздничная» пара башмаков. У селянок порой не бывало и этого. Случалось, одну невесту собирали к венцу сообща несколькими родственными семьями.
Капитан Винсент сегодня передал ей письмо от мастера Жа… Ох, от господина Лорентье, так к нему сейчас надо обращаться. И всё же — для Доротеи он тот же мастер Жан, который ковал ажурную решётку для церковной ограды и помогал ей обходить зимними промозглыми днями крестьянские дома, чтобы собрать ребятишек к ней на урок. Летом дети или работали в поле, с родителями, или оставались на хозяйстве, для занятий в воскресной школе оставался сырой промозглый сезон конца осени — начала зимы, да и в тот — не каждые родители отпускали детей. Помогли не грозные проповеди брата Августа Глюка, увещевавшего, что не прошедший конфирмацию — нечист и не достоин войти в Дом Божий; помогло доброе слово мастера Жана, у которого для каждого селянина находился довод, а наипервейший — что грамота и слово Божье нужны каждому. Потом уже, когда детишки, некоторые — учёнее родителей — с лёгкостью считали за отцов на ярмарках, сколько стоит полпуда овса или три дюжины свечей, да сколько нужно отдать медных монет или одну серебрушку, а главное — получить сдачу; когда дети толково и споро отвечали на вопросы пастора, каждый раз устраивавшего накануне первого причастия нечто вроде проверки знаний — после этого маленьких подопечных «тётки Доры» уже не держали силком дома, а выпихивали на учёбу.
Мастер Жан писал, что, кажется, дела в Саре пошли на лад. Всего неделя, как приехал новый управляющий, помощник нынешнего управляющего из Фуа, а уже столько всего переменилось… Все при работе. Латаются обветшалые дома. Заселяются переселенцами из соседних сёл, да такими страшными от голода, что кажется, будто они-то, в Саре, вообще в раю жили… Из части баронских земель нарезаны участки для селян, и — вот диво — не только по числу работников мужеского пола в каждой семье, но и вообще по числу ртов, будь то ещё младенцы в люльках. Сроду такого не было… Барщина три дня в неделю вместо пяти, неимущим — семена под будущий посев и работа в замке: приходи, трудись прилежно, получай деньгу, корми семью. Все рады. Пошаливают, правда, беглые — из тех же опустевших деревень. Не все согласились ехать в Сар, кто-то какую-то «волю» почуял, а того не понимает, что воля с кистенём да ножом заканчивается обычно на дубке в баронской роще, в новенькой пеньковой петле. Рейтары-то всё ещё квартируют, и баловать особо не дают…