— Что ж, это прекрасно, — благодушно завершил герцог свои размышления, делая вид, что не замечает рассерженного блеска очей собеседника. Взял с поднесённого подноса запотевший от льдинок кубок с морсом. Его светлость до вечера вина не пил, дабы сохранять ясность и свежесть мыслей, а потому — даже самого тонкого кларета, который в небольших дозах разрешают лицам духовного звания для подкрепления силы духа и телесной живости, не позволял, предпочитая ягодные нектары от тётушки Денизы. А поскольку Фуке во всём следовал своему патрону — ему преподнесли то же самое.
Секретарь зажал в зубах льдинку и, не удержавшись, злобно хрустнул.
— Это не Доротея, друг мой, — поддразнил его Жильберт. — А чего ты от меня ждал — сочувствия? Не выйдет. Я весьма рад, что добродетель моей супруги охраняется, как оказалось, добродетелью не менее, а может, и более стойкой. Да и тебе самому, если дашь себе труд подумать, куда приятнее будет сознавать, что твоя избранница не сомлела тотчас перед первым, кто распустил хвост, каким бы блестящим кавалером он из себя ни представлялся. Максимилиан, не забывай, хоть эта дама и вдова, но она не их тех вдовушек, охочих до нового замужества. Да и образ жизни её в последний десяток лет не способствовал, знаешь ли, мечтам о блестящих женихах. Подозреваю, заботы о куске хлеба насущного были куда ближе её сердцу… Ты хоть что-то об этом знаешь?
Фуке резко выдохнул через нос, вытер со лба испарину.
— Допустим, — проговорил уже спокойнее. — Я, знаешь ли, всегда предпочитаю предварительно изучить предмет, с которым предстоит иметь дело. Жизнеописание госпожи Смоллет в общих чертах мне известно. Мне даже известна некая договорённость между ею и Винсентом… — Энергично потёр подбородок. — Прости…те за эту недостойную вспышку, ваша светлость. Кажется, я несколько увлёкся…
— Поторопился.
— Н-да. Поторопился. Но будем считать случившееся просто разведкой боем. Я не намерен отступать. Терпение — это то, чего у меня вдосталь, и единственный промах — это то, что нельзя с одними и теми же методами подходить к даме светской от рождения и знающей все тонкости флирта, и к особе совсем иного жизненного пути. Иногда её холодность кажется нарочитой, словно специально разжигающей в мужчине охотничий азарт, но потом вдруг понимаешь, что на самом деле в этой Юноне куда больше того, чего не сыщешь в её здешних сверстницах — целомудрия, не свойственного, казалось бы, возрасту…
Его светлость едва не поперхнулся последним глотком морса. Осторожно вернул пустой кубок на поднос.
— Эк тебя пробрало. Такой длинной речи я давно от тебя не слышал. Этак ты скоро стихами заговоришь… А скажи ка мне, друг любезный, что там рядом с нашей гостьей, прелестнейшей Фатимой, делает этот юнец? Молодчик он, конечно, расторопный и сообразительный, это я давно заметил, но не слишком ли рьяно взялся за дело, и в том ли направлении? Макс, надеюсь у вас с Винсентом всё под контролем? Иначе, едва уйдя от одного возможного дипломатического скандала в Стамбуле, мы, того и гляди, спровоцируем новый.
Фуке совершенно по-прежнему, по-«сухарски», пожал плечами.
— Благородный Суммир, похоже, бесконечно доверяет рыцарю, пожертвовавшему плащом во имя спасения его дочери от позора. А малый действительно шустрый, и, я уверен, лишнего себе не позволит. Ещё ни один из людей, рекомендованных Винсентом, не показал себя дураком, посему могу сказать — да, у нас всё под контролем.
— Рад слышать. — Его светлость, похоже, имел в виду вовсе не характеристику бравого писаря. — Однако поспешим. Похоже, в объяснениях твоей неприступной Юноны вновь проскочило слово «павана». Пойдём, сперва посмотрю на вас со стороны, а затем сменю Винсента. Что, и в самом деле музыка помогла? Я успел заметить немногое, но, похоже, ты был прав в своих предположениях. Макс?
— Я… — Фуке вновь шумно выдохнул. — Не могу. Сейчас — не могу.
— Брось. Кто тут передо мной только что распинался про разведку боем и последующую осаду? Приступай сейчас же. Чем дольше ты будешь тянуть с новой попыткой, тем труднее будет с ней заговорить. Докажи ей, что эльфы не отступают! Ну, хотя бы мне докажи…
Секретарь его светлости как-то вымученно улыбнулся.
Это не помешало ему с прежним невозмутимым видом подойти к помертвевшей Доротее и учтиво подать руку.
— Павана, сударыня. Его светлость хочет лично убедиться в успехах своей супруги. Вы не забыли, что мы — вторая пара?..
«…госпожа Вербена»… договорили его глаза.
Расстроенная, Доротея ощипывала розу, не замечая, что и скамейка, и юбка, и песок на дорожке уже щедро усеяны лепестками. Сейчас, по прошествии времени, после того, как миновала репетиция, как его светлость рассыпался в комплиментах и своей душеньке, и её наставнице, и сдержанно, но с чувством поблагодарил Фуке за блестящую догадку, а он лишь с достоинством склонил голову, и кудри цвета воронова крыла вновь упали на белоснежный лоб… А ведь он вёл себя так, будто ничего между ними и не случилось…