Иная судьба. Книга II

«Только не это!» — готова была возопить прелестная трактирщица. — «Опять в захолустье, в эту дыру, к тюфяку-мужу? Ни за что!» Но сообразила, что вот этого-то как раз кричать не надо. И плакать и умолять — лишнее, этим капитана не проймёшь. Да и то, если рассудить, он прав: Аннет сама лопухнулась. Дала слабинку, до того увлеклась новой яркой и опасной жизнью, что забыла главное: она на с л у ж б е, да на той, к которой всю жизнь стремилась: таинственной, удивительной… И прямо сей час должна доказать, что, хоть и ошиблась — но больше такого не повторится. Главное — не мямлить, а по делу говорить.

Опустила глаза. Скромница, умница, ангелок, всеми частичками души прочувствовавший свой проступок.

— Виновата, господин Модильяни. Простите. Больше не повторится. Одного раза с меня достаточно, всё поняла. Только мне ведь теперь идти к т о м у, отчитываться… Говорить ли ему, что у госпожи Доротеи защитный амулет, или что другое придумать? И что сказать про пуговицу — куда она делась? И…

Она закусила губу. Начала вроде бы правильно, потому что душка Винсент смягчился и вроде бы как потеплел взглядом. Но продолжать не хотелось, если честно.

— Ну-ну, — подбодрил капитан.

Аннет вздохнула. Уже не ангелок, но мученица, готовая принять последние изуверства от палачей.

— Не поверит же он, что меня так просто отпустили. Все знают: господин герцог на расправу скор, а вы ему виновного вмиг разыщете; неужели меня просто так отпустят, да ещё после того, как прилюдно задержали? Но и… добр бывает его светлость. — Голос Аннет дрогнул. — Мог и простить девку-дуру, особенно, если и впрямь по скудоумию от чужого что-то приняла для передачи… — Вздохнула. — Придётся меня посечь. Чтобы хоть какие следы оставались. Тогда Гордон поверит. А я уж поплачу перед ним, как надо и сколько надо. Годится?

Винсент переглянулся с комендантом. Тот едва заметно прикрыл веки.

Ну же, мысленно умоляла Аннет «душку капитана», ну же, миленький! Не выгоняй! Ей-богу, отработаю!

Да и… надо отработать, потому что в маленькой квартирке на Цветочной улице ждёт вестей приятель Джон, для всех — хоть и тронутый, но уже в ясном уме. И хоть он из себя мелкий, но уж так Аннет к нему привязалась, что бросать не хочется. А жить ему на что-то надо! Пенсион получит только в своей Бриттании, а до неё добраться — не за казённый, за свой счёт… И потом, раз уж Аннет сюда, в Эстре, его за собой потащила, ей и отвечать! Чай, человек, не котёнок.

— Мыслишь правильно, — наконец ответил синеглазый, и у бедняги трактирщицы камень с души свалился. Не выгоняет! Однако тотчас засвербела спина, предчувствуя порку, на которую сама напросилась. — Ты не безнадёжна. Что именно рассказывать Гордону, а о чём даже не упоминать — это мы с тобой обсудим позже. А касательно наказания… — Сощурился. — Для жалости придумала?

Аннет невольно повела лопатками.

— Стерплю. Было дело — папаша сёк в детстве… Потом уж, когда выросла, я ему не давалась, но до этого он с меня семь шкур спускал. Выдержу. Только железом пусть не жгут, и не подвешивают.

— Ну, до этого дело не дойдёт, — подал голос комендант. — Мы и в протоколе отметим, что степень допроса лёгкая, хватило предварительного дознания, чтобы провинившаяся чистосердечно рассказала, что пуговицу получила от… Впрочем, придумывать правдивые истории — это уже не ко мне. Моя забота — сказать Анри, чтоб бил в четверть силы, да кнут вымочил в особой настойке, дабы меньше болело; твоё же дело, сударыня — вопить громче, дабы страдания казались неописуемы. Потому как наверняка господин посол одним словам и поротой спине не сразу поверит, а ещё и свидетелей опросит, и протокол допроса у нас выкрадет. Так что — терпи, голубушка. Сама вызвалась.

Мученица Аннет скорбно кивнула.

— А… работа? — осмелилась спросить у капитана. — В Гайярд мне уже нельзя?

— Доброта его светлости не имеет границ, — вздохнул капитан. — Особенно в свете того, что ты всё же нужна Гордону в Гайярде. Вряд ли он рискнёт снова действовать через тебя, но может попробовать пристроить своего человечка, вот ты нас об этом и предупредишь. Если извлечёшь урок из того, что случилось, и будешь начеку.

Сейчас бы ей сверкнуть глазками, да сказать что-нибудь задорное… Вот что значит — привычка флиртовать с постояльцами и посетителями, заманивать на выпивку. Нельзя, Аннет, нельзя. Ты теперь на секретной службе, переучивайся. Может, эта манера — то и дело всё на смех сводить — тебя и подвела…

Зато и поорёт же она на всех сейчас! Потому-то и отец в своё время перестал руку на неё поднимать: девица визжала дурняком, а голосище-то батин, зычный, одно слово — капитанская дочка! Аж матросы сбегались отбивать, думали — папаша-капитан совсем забылся, забьёт девку насмерть. Выучили на свою голову, а ведь сами твердили: когда наказывают — расслабься и кричи, так легче…

И сейчас вроде бы терпеть ни к чему, тем более — разрешили. Хоть душу отведёт.