— Отойди в сторону, — сказал я. В ответ Гера только цыкнула на все еще (или уже нет?!) Владыку Олимпа. Мол, а ты вообще не мешай. Не с тобой разговариваю.
Взывать к Гере я больше не пытался — зато попытался воззвать к разуму ее возлюбленного.
— Опусти лук, герой. Иначе вы так и будете целиться друг в друга. Она не отступит — ты уж мне поверь.
Разума в Ифите оказалось примерно столько же, сколько в разъяренной супруге — и упрямства не меньше. Сузил синие глаза, выбросил сквозь зубы:
— Скрываешься за плечами жены, Криводушный?
Интересно бы знать — а что мне делать? Отодвинуть Геру с дороги? Подножку ей дать? По затылку стукнуть скипетром, чтобы исполнению пророчеств не мешала?
Шагнул вперед — так, чтобы стать сбоку от Геры. Взглянул наконец на это во всей красе: двое упрямцев со слезами на глазах целятся друг в друга.
Положил ладонь на ее стрелу. Нажал — опуская.
Хватит.
Хватит, Гера. Я слышу — чего тебе это стоило. Вижу искусанные губы и непреклонную решимость в глазах. И понимаю, что другого выбора ты сделать не могла. Долг прежде всего, очаг прежде всего…
Впрочем, нет. Ты могла не вмешиваться, но выбрала — драться против того, кого любишь.
Только вот хватит. Ты пыталась заслонить нашего сына от его судьбы. Теперь вот пытаешься меня. Оставь, Гера. Мы с Ананкой давние знакомые.
Посмотри лучше на своего возлюбленного — у него такое лицо, будто ты уже выстрелила. Свив стрелу из предательства.
— Он бичевал тебя — и ты готова… за него?!
— Не стреляй, — попросила она шепотом.
— Он убил мою мать. По его приказу…
— Нет, — сказал я.
Прощай, Левка. Не знаю — почему ты решила от меня скрыть. Может, твой отец, вещий старец Нерей, рассказал тебе о Клейме Кронида — и ты поняла, кем суждено стать твоему сыну.
Твоему сыну, который смотрит на меня гневной морской синевой: мне ли верить тебе, о Криводушный?
Пальцы которого легко отпускают тетиву.
Вскрик Геры. Блик легкой, серебряной стрелки в воздухе. Теплый металл щекочет щеку и пахнет морем.
Потом улетает куда-то за спину и звенит там о золото трона. А юнец-кифаред опускает лук, и тот звенит как кифара — погребальной песней.
«Прости, мама, я не смог. Не смог — потому что она попросила меня. Не смог — потому что он безоружен. Я не верю ему, я слышал о его коварстве — и у меня был шанс… но все-таки я не смог».
— Ты не смог, — сказал Сребролукий.
Почти добродушно и только слегка укоризненно. Милостивым, владыческим тоном.
Троица заговорщиков явилась из-за спины кифареда точно из воздуха. Три брата: один — со светлой мечтательной улыбкой поэта, второй стоит — угрюмо уставился в пол. Это Тритон, конечно. Гермес вон старается вообще не показываться — не думал летун, что до такого дойдет. Шалости, проказы — ладно, а тут вдруг отца свергать. И не только отца.
«Ох, и получим мы за такое», — читается на физиономии у Гермеса. Правильно читается. Какие заговорщики? Мальчишки стоят в зале, юнцы… свергать пришли. Свистнуть, рявкнуть: «А ну по домам!» — небось, рванут — как бы хитоны не обмочили…
Только вот мальчишки тоже умеют воевать. Особенно когда за ними стоят нужные силы. Вот они заходят — Главк, Лелантос, Кой… Нужные силы. Титаны, которых я не успел запихнуть в Тартар.
Поколение против поколения. Извечное — сыновья свергают отцов, эпоха — эпоху…
— Я не смог, — тихо сказал кифаред, опуская лук. В глазах плескалось море боли. Накатывала приливная волна ненависти — и отступала, когда он взглядывал на Геру.
— Бывает, — засмеялся Аполлон, и лук под его пальцами выгнулся как живой. — Не всем дано. Ну, тогда забирай ее, раз уж ты за ней шел. И идите — чинить препятствий нам не будут.
Кифаред взглянул на Геру с сомнением. Протянул было руку — и вздрогнул, когда увидел, как богиня очага снова вскидывает лук.
— Прочь! Я буду защищать мужа.
Лучше бы ты этому мужу в руки лук пихнула. Защитница выискалась… позорище.
— Уведи ее, — бросил я Ифиту, но тот стоял с опущенными руками. Вглядывался в глаза Геры, губы кусал. Потом глубоко вздохнул и встал слева от меня — поднимая лук.
Целясь в Аполлона.
По залу зарницей запорхал смех Зевса, которому досталась роль зрителя в этом театре. Для полного счастья не хватало только Лиссы-безумия — собственной персоной…
— Ты не успеешь сделать сразу два выстрела, — тихо сказал кифаред. В лицо вскинувшему брови Аполлону — у того, кажется, поперхнулся незримый аэд за плечами. Кончились слова для песен.
— Не безумие ли посетило тебя?
— Она защищает его. Значит, его защищаю я.
Рядом с Аполлоном встал Тритон, поднимая отцовский трезубец — слишком тяжелый для тонких пальцев морского… только вот удар не замедлит прийти. Нетерпеливо хмыкнул Главк: «В расход!» Брови Сребролукого сошлись на переносице.
— Разве ты не знаешь, что он приказал бичевать свою жену?
— Знаю, — процедил кифаред сквозь зубы.
— Разве не он убил твою мать?!
Плечи мальчика вздрогнули. Тут же сжались, ссутулились — странно, по-знакомому упрямо…
— И ты готов отправиться с ним в Тартар?! — продолжил Сребролукий. — Я не хочу лишних жертв, но…