Вскинул голову — олицетворение милосердия. Дающий последний шанс — завершить миром. Положить на алтарь одного… ну, двух, если посчитать Зевса. Оставить бесполезное упрямство.
— Владыка! Неужели ты будешь прятаться за плечами жены и ее любовника?!
Хаос событий, вихрь звуков — в один миг. Гневный отклик Геры — она обозначает, что сын Зевса от богини Лето может прямо сейчас отправиться… ух ты, далеко, аж титаны рот разинули — не ожидали от царицы. Смех Зевса — этот сейчас в ладоши похлопает. Кифаред отвечает еще что-то, стиснув зубы. Тритон шепчет Аполлону — «Давай уже…» Грузный Кой сопит от нетерпения, Главк шепчет Лелантосу: «Цепи давай и сеть», Лелантос гремит чем-то тяжелым…
Всё — в один миг: и как бедное мгновение не треснуло с натуги? Следующий миг вспыхивает ослепительным ожиданием: вот… сейчас… переплелись воли, переплелись взгляды. Взгляд на царицу — не спустил ли стрелу? В кого шибанет? Взгляд на кифареда Ифита — вдруг кифару достанет, зачарует! Взгляд на Зевса — от него можно и без трезубца всего ожидать!
А одного забыли — невидимка…
К чему смотреть на свергнутых безоружных Владык?
Владыка лишился лука — его забрала мать-Гея, обиженная смертью своего сына Офиотавра. Владыка лишился шлема — его украл ушлый Гермес, которого обвел вокруг пальца кто-то более ушлый. Владыка лишился трона — сейчас на него сядет кто-то из молодых.
Что осталось бывшему Владыке? Память о величии. Да шепот, который поймал в глазах мальчишки-кифареда.
«Найди его… скажи ему…»
Он не успел сказать. Но я и так знаю. У тебя хороший сын, Левка.
И в ответ донеслось — едва слышным шорохом из дальних далей: «Будь счастлив, милый… пожалуйста, будь счастлив».
Отзвуком слов, которые я должен был услышать: «Скажи ему, что я возвращаю… возвращаю».
Да, Левка. Ты мертва. И мой подарок тебе больше не нужен.
Очень зря они не смотрят на свергнутого Владыку. Потому что пальцы Владыки стиснули стрелу, для которой не нужны луки. Которую забыла забрать Гея — и не могла бы забрать, потому что стрела была подарена другой.
Легкая, шутливая стрелочка, скованная в древние времена Циклопами. Не оружие — игрушка.
Хотите поиграть во что-нибудь, юнцы, которые вообразили, что могут свергать царей?
Легкий свист — и нежная стрелка блещет молнией, освещает чертог. Вышибает из пальцев у Тритона трезубец — тот высекает искры по полу, отлетая в угол, а Тритон валится на пол, хватаясь за перебитую руку.
Пальцы Стрелка отпускают тетиву, и золотая стрела рвется навстречу — и сталкивается с бронзовой. Выпущенной кифаредом — сын Левки отличный стрелок.
Стрелка, вернувшаяся в пальцы, дрожит от гордости, прежде чем сверкнуть молнией снова. Главк оседает на плиты, схватившись за горло. С вскриком возносит копье Лелантос — и впечатывается в стену: это Зевс быстрее стрелы нырнул за любимым оружием — обрел трезубец. Свистит стрела Геры — и Сребролукий хватается за пропоротую ладонь (а тебя предупреждали, что ты не выстоишь против двоих!). Грузный Кой падает, обжигаясь о маленькую, легонькую стрелку, которая вновь сорвалась с моей ладони…
Всё.
Зевс баюкает трезубец в объятиях как лучшую любовницу — гляди, еще детей народят. Гера и Ифит готовы кинуться друг другу навстречу, только вот при всех неудобно как-то. Гермес трясется, сжимая в руке шлем — спасибо, племянничек. Дай-ка его сюда, пригодится.
Шлем Гермес отдал безропотно. Еще и показал: видишь, мол, в исправности возвращаю. Хорошо присматривал. И вообще, я тут за вас. И вообще — это все он.
— И что сделаешь теперь… дядюшка? — спросил сквозь зубы «он». В ладони у Аполлона так и сидела стрела Геры. Лук валялся у ног. Зато взгляд был дерзким донельзя: я — почти смог! Почти дотянулся… почти…
Что мне с тобой делать, мальчишка — жертва на алтаре чужой игры? Может — мне рассказать тебе, куда тянутся опутавшие тебя нити? Или может, ты расскажешь мне, как кто-то нашептал тебе о безжалостности Владыки, подговорил украсть Кору, подготовить восстание, исподволь внушил — другого шанса нет. А я в ответ поведаю, как этот же кто-то убил сына Геи, Офиотавра — и этим лишил меня моего лука. Убил Левку — и этим едва не лишил меня всего остального.
У Мома, сына Нюкты, хорошо получается внушать и лгать. Не зря же его прозвали Правдивым Ложью.
И нити свиваются в одну черную, удушающую веревку, тянутся в подземный мир, где сейчас в обличии брата ходит тот, кому почему-то очень понадобилось, чтобы я был свергнут — или хотя бы занят.
И ты зря смотришь на меня с таким вызовом, Сребролукий. И аэд, которого ты вечно таскаешь за плечами, зря надеется на суд.
— Мне нет до тебя дела, племянник. Твою участь будет решать Владыка Олимпа.
Сперва они не поняли. Потом грохнул трезубец Зевса о пол — брат едва не уронил любимое оружие.
— Царь мой… — прошептала Гера тревожно.