Инквизиция, ересь и колдовство. «Молот ведьм»

Для аудитории, состоящей из «простецов», людей, не вникавших в тонкости теологии, подобные материи были малоинтересными. Можно предположить, что сочинение «брата Генриха из Шлеттштадта» было адресовано образованным читателям. Однако важно подчеркнуть, что в его распоряжении находилось не так много материала, который можно было бы использовать для конкретизации преступлений ведьм, что наиболее наглядно и показал скандал в Инсбруке. Само явление злонамеренного колдовства казалось новым всем его современникам — как образованным, так и «простецам», и эта новизна не оставляла возможности для создания разных стратегий описания. Даже безусловная любовь к латыни не дала Инститорису возможности полностью отказаться от немецкого языка. Поэтому он и был вынужден использовать слово unholden, «нечестивица», для характеристики ведьм. Здесь в латинский текст действительно «вторгается» простонародная речь, как это описывал на примере проповедей классического Средневековья А.Я. Гуревич[199].

Более важным компонентом интересующего нас отрывка является риторическая конструкция с системой аргументации, побуждающей паству к принятию «истинного» положения вещей. Структура высказывания оказывается более устойчивой к переводу и последующей литературной обработке. Если она теряет свою убедительность, это будет означать, что привнесенные смыслы ее подавили. Однако если мы продолжаем воспринимать отрывок как нечто цельное, то это, в свою очередь, будет означать, что перед нами нечто, близкое оригиналу.

Как обстоят дела в Opus sermonum

с подобными риторическими структурами? После патетического обращения к собравшимся (вспомним цитату, открывающую настоящую главу) следовало перечисление «ужасов» (horribilia), несущих угрозу всем и каждому внутри христианского мира.

В отличие от демонологического трактата, перегруженного схоластической аргументацией, проповедь описывала составляющие злонамеренного колдовства лаконично и убедительно, начиная с тех, которые могли произвести наиболее шокирующее впечатление на публику.

На первое место в числе horribilia закономерно попало то, что «нечестивицы» или ведьмы «крадут мужские [половые] члены» (membra virilia auferunt

) и «превращают людей в образы животных» (in bestiales formas hominem transmutant). Далее появляется наблюдение относительно колдовских полетов: «Во снах мчатся через многие пространства земные, как гласит глава [канона] Episcopi 26, вопрос 5; а также часто телесно и не во снах они мчатся, как летал по воздуху Симон маг, и многие некроманты часто бывают переносимы [демонами]»[200].

Здесь Opus sermonum

в более лаконичной форме повторяет утверждения Malleus Maleficarum на тему магических путешествий. Наконец, следует обобщенное обвинение в собственно maleficia: «Они наносят вред людям, скотине и часто плодам земли» (nocumenta inferunt hominibus, iumentis et sepe terre frugibus). Если первые три из приведенных «ужаса» были предметом оживленных дискуссий и вовсе не воспринимались современниками как нечто обыденное, то последнее определение включало в себя широкий спектр самых распространенных обвинений: от насланных болезней и увечий до вызванных магическими способами бурь, уничтожающих урожай.

Помимо простого перечисления обвинений проповедь содержит констатацию их реальности: «Сие [происходит] не искусством обмана, но, увы, верно и доподлинно от их (ведьм. — Г.Б

.) взаимодействия с демонической злобой» (hec non prestigiosa arte, sed heu vere et realiter ab eis cooperante demonis malicia). Риторическая конструкция в этом отрывке прямо нацелена на удивление. «Ужасы» злонамеренного колдовства выстроены от неожиданных и шокирующих (кража мужских половых органов) до известных и понятных для аудитории (банальная порча во всем ее многообразии).

Определения колдовства в сочинениях Генриха Инститориса также хорошо согласуются между собой. Так, «Труд с проповедями» содержит определение «Ведьмы, называемые в народе нечестивицами, т. е. люди без благочестия» (malefice, vulgariter unholden id est sine pietate homines), которое фактически развивает данное раннее в Malleus Maleficarum (MM I,2): «Сия ересь практикующих злонамеренное колдовство (букв. — злодеев) отличается наивысшей степенью злобы, почему также имя себе получила по причиняемому [ими] злу, т. е. от дурных помыслов о вере»[201].