– Спасибо, уже лучше, – чуть слышно ответила Ингрид, – Я… Я хочу дать показания.
«Так-так, на пальце след от кольца. Вдова? Вряд ли. Разведена? Тоже нет. Внебрачная связь? Хмм… Возможно… И боится признаться, что ребёнок внебрачный? Если фрау Вельзер была такой ревнительницей морали, не удивлюсь».
– Я весь внимание.
Глава 28. Важнейший свидетель
Ингрид выпила всю воду из стакана и, усевшись поудобнее, начала свой сбивчивый рассказ:
– Двадцать второго я решила написать заявление об отставке. Сами видите, тяжело было… Фрау Вельзер как раз настаивала, говорила, что для моей же безопасности мне надо на время уйти. Я написала заявление, было часа два. Там, в вестибюле, уже родители ждали девочек. Я только выглянула, а там… Там из умывальной идёт она! Озирается так странно, потом в рукав что-то сунула и быстро куда-то за угол! – Ингрид смахнула набежавшие слёзы. – Я только потом почуяла запах дыма. Я схватила платок, и в уборную, смочила уже, а там… Там две девочки лежат… Мёртвые! И мужчина какой-то, тоже мёртвый, без головы почти!
Как ни старалась Ингрид, не смогла сдержать подступившие к горлу рыдания. Тотчас к нам в палату метнулась медсестра и довольно грубо сказала, что пора прекратить допрос. Я проигнорировал предупреждение и, дрожа от нетерпения, схватил Ингрид за плечо и начал настойчиво спрашивать:
– Кто? Кто это был? Кто убийца?!
– Анна Зигель. Гимназистка.
Это было всё, что смогла выдавить Ингрид. Сестра опять стала возмущаться, и мне пришлось срочно покинуть палату. Только бы у неё не было осложнений… Но сейчас мои мысли были заняты совершенно другим. Добежав до приёмной, я схватил телефон и, как только меня соединили с участком, крикнул:
– Оперативную группу срочно! Взять дом Зигелей под наблюдение! Никакого самовольства, ждите команды!
После чего я поспешил обратно в контору. В этот момент я заметил солнечные зайчики на стене. Похоже, кто-то наблюдал за мной с помощью бинокля. Выхватив наган, я, оглянувшись по сторонам, зашагал в сторону заброшенного здания, где, как мне показалось, кто-то был. Мне бы следовало свистнуть и привлечь патрульных к осмотру, но так я бы только спугнул того таинственного незнакомца, шпионившего замной. Неужели она? Неужели Зигель почуяла неладное и решила проследить за мной? Подозрения укрепились, когда за угол вновь мелькнула чья-то тень. Я бы счёл это простым совпадением, но сейчас такое было маловероятно. «Кажется, мы опоздали», – думал я.
Держа наган наготове, я медленно продвигался вдоль полуразрушенной кирпичной стены. Впереди под ногами я увидел грязь полувысохшей лужи. Посредине неё чётко отпечатался свежий след каблука женского ботинка необычно большого размера. Я опустил наган и вздохнул:
– Упустили…
Поймав попавшегося мне на улице извозчика, я вскочил в пролётку и крикнул: «Гони!» До дома Анны Зигель мы домчались буквально за пару минут. Но, как и следовало ожидать, птичка из клетки уже упорхнула.
Без всякой надежды я оставил несколько патрульных дежурить у дома, а сам вернулся в участок.
Что мне стоило арестовать её хотя бы вчера… Да, вчера у меня не было показаний Ингрид Лауэр. Моё начальство могло бы быть недовольно арестом Анны Зигель без твёрдых прямых улик. Но если бы сегодня у меня появились эти показания, когда Анна уже сидела бы под замком, то начальству было бы уже без разницы, когда именно Анну арестовали.
Но сейчас следовало действовать, исходя из сложившейся ситуации.
Насколько я мог узнать за эти дни Анну, я понимал, что оставаться в городе она не будет, её можно было назвать кем угодно, но не дурочкой. Но, к сожалению, у меня не было достаточно много людей, чтобы перекрыть все выходы из Инсбрука.
Где она может найти себе пристанище?
Судя по отзывам соседей, друзей у этой девушки практически не осталось, да и раньше-то их было немного. В то, что кто-то из горожан будет ей помогать, я не верил.
Куда она может пойти?
На этот вопрос у меня не было ответа. Анна – «девушка из хорошей семьи». Привыкшая к определённому уровню комфорта. Она не из тех, кто привык засыпать на сеновале, и не из тех, кто питается одними кукурузными лепёшками. С другой стороны, чудовищность нависших над ней обвинений такова, что уйти она может куда угодно, хоть даже и в лес. Недаром я уже привык называть её про себя «волчицей».
Я собрал экстренное совещание всех работников полиции города, которые не были задействованы на дежурстве возле дома Анны.
Двое из этих дежурных, изображая праздно шатающихся зевак, фланировали туда-сюда по улице. Двое других, в одежде нищих, просили милостыню недалеко от парадного входа в дом. Ещё двоих я разместил в самом доме на кухне. Родители Анны были настолько поражены вновь открывшимися обстоятельствами, что практически перестали разговаривать. Они двигались по дому, как тени, каждый раз вздрагивая при виде полицейских.
Оставалась крошечная надежда на то, что ночевать Анна всё-таки вернётся домой. Возможно, под покровом темноты она постарается проскользнуть в чёрный ход или в окно.