Инсбрукская волчица

Я заснул среди папок и служебных бумаг. Во сне меня сопровождал скрипучий голос доктора Вебера, монотонно перечисляющий повреждения на телах жертв. Проснулся я в прескверном настроении. Размяв затекшую шею, я поднялся из-за стола и, раздав штатные указания сотрудникам, решил наведаться домой.

Глава 29. Похороны

Над Инсбруком вновь сгустились тяжёлые свинцово-серые тучи. На улицах стояла мёртвая тишина, как будто весь город оцепенел. Сегодня будет траурная церемония. Надо непременно прийти на похороны – что-то мне подсказывало, что наша волчица придёт туда. Мне уже давно была знакома интересная особенность преступников: они стремятся вернуться на место преступления, то ли чтобы замести следы, то ли чтобы полюбоваться на плоды своего «труда». Оно притягивает их, как магнит.

«Да уж, сама мать-природа в трауре», – думал я, направляясь домой.

В нашей квартире все встают рано. Даже дети, и те после семи бодрячком. Даже странно, что Каспер дома с утра не демонстрировал и намёка на усталость, а на уроках считал ворон, оправдываясь, мол спать поздно лёг, и нечаянно уснул. Берта, напротив – на уроках вертелась, как юла.

– Кто-нибудь дома? – спросил я, отворив дверь в квартиру.

– Как дела, Флоре? – спросила Марта, выйдя в коридор. – Тут всякое говорили… Так значит…

– Да, Марта, убийца – гимназистка.

– Но как… Как такое возможно?! – воскликнула она, хватаясь за сердце. – Сама ведь ещё ребёнок!

– Положим, шестнадцать лет – уже не совсем ребёнок, – перебил я жену и прошёл на кухню, где за столом с мрачным видом примостилась Берта, – ну, а ты как? Не исключили хоть?

– Обошлось, – хмуро ответила дочь, – я ведь не хотела даже.

– Ага, а загорись занавески в классе от твоего дурацкого журавлика, что бы ты сказала? Берта, тебе в тюрьму попасть не терпится? Или тебе учиться надоело? Вот зачем ты запускала журавликов, а?

– Так мы с Жужей хотели посмотреть, как он лететь будет. Она говорит, что получается очень красиво. Мы сложили журавлика из цветной бумаги, а у меня зажигалка оказалась. Ну, мы взобрались на этаж выше, запустили. А он возьми и упади на голову Хайди.

«По-моему, эта мадьярка дурно на неё влияет», – с досадой подумал я. В последнее время то и дело жалобы поступали исключительно на Берту Дитрих и Жужу Шаллаи. Хотя неизвестно ещё, кто и на кого так дурно влиял. С годами я всё больше убеждался, что Берта тянет за собой весь класс, иногда даже лучших учениц втягивает в свои проказы.

– И как, посмотрели? Тебя ведь чуть из школы не выгнали, – продолжал наседать я, не заботясь о том, что завтрак стынет, – скажи, зачем ты этим занимаешься? Может, у тебя отец алкоголик, или мать тобой не занимается? – спрашивал я, вспоминая печально знаменитое дело Эрмины Хаусвальд, выросшей в неблагополучной семье.

Эрмина задирала одноклассниц, бродяжничала, поскольку дома её ждали порицания и ругань от родителей. В конце концов, она бросила школу и пошла осваивать портняжное дело. Здесь-то и случилась трагедия: её наставница в очередной раз обругала Эрмину за плохо сделанный шов, и даже ударила её метром по руке. Эрмина разозлилась и разорвала ткань, а когда на неё посыпалась новая порция ругани, схватила ножницы и воткнула наставнице в горло. Но этого ей показалось мало: она упивалась своей властью над поверженным врагом и ещё долго колола её шилом. Мне никогда не забыть промозглый день 11 октября 1897 года, когда к нам в отделение вломились перепуганные портнихи и стали наперебой галдеть о том, что случилось. Хаусвальд и не пыталась убежать. Она ни на секунду не раскаивалась о том, что натворила и, кажется, гордилась этим. «Никто не смеет на меня кричать, никто не смеет меня бить!» – говорила она на допросах.

– Берта, ты плохо закончишь. Мы разве лупили тебя за малейшую провинность?

– Уши зато драли, – насупившись, отвечала Берта, хотя я заметил, что она покраснела.

– А это, чтобы ты почувствовала себя, как те кошки, которых ты мучила, – отвечал я, – мало тебе было разбирательств?

– Прости, пап, – отвечала она.

– Да хватит её поучать, об неё ж и вода не разрежется, – насмешливо произнёс Каспер, снимая кофеварку с конфорки.

– Слышь, дурень, тебя вообще не спрашивали, – спокойно ответил я сыну, – не мешай нам, ладно?

Марта была приятно удивлена: в кои-то веки я решил поговорить с дочерью, хотя раньше крайне редко удостаивал детей своим вниманием. Даже когда Каспер остался на второй год, я как-то вяло отреагировал, сказав, что теперь он будет знать, как на уроках зевать.

В этот раз завтрак у нас прошёл в дружеской обстановке, хотя все, как один, молчали. Я собирался идти на кладбище, как только начнётся траурная церемония, и надо было умудриться заметить что-то в такой толпе.

Вскоре дети ушли на уроки, а я, посидев какое-то время в гостиной, отправился сперва в участок, где распорядился выделить оперативную группу в штатском на случай появления Зигель на кладбище, а также обеспечить прикрытие лесополосы.