Инсбрукская волчица

– Да кто ж его знает? Такие шьёт хромоножка Божена. Почти в каждом доме в округе такие есть, она их продаёт дешево, атлас ей племянница таскает, которая в городе у портнихи в услужении живёт.

Найденное в лесу одеяло, очевидно вызывало у моего собеседника несравнимо меньший интерес, чем поимка кровавой убийцы.

– У меня есть пара свободных часов, – сказал я, стараясь произносить слова, как можно беспечнее, – всегда хотел посмотреть, как отмечают деревья на вырубку. Как вы определяете, что это дерево уже отжило свой срок и должно пойти на древесину?

– О, это целая наука! – радостно ответил лесничий и охотно предложил, – пойдёмте, господин инспектор, я вам покажу, если у вас образовался перерыв в поиске преступницы. А что, вы уже напали на её след?

– Да, вполне возможно, что скоро мы её схватим, – туманно ответил я, – к сожалению, даже вам, своему помощнику, я не могу рассказать детали следствия…

– Понимаю-понимаю! – замахал руками лесничий, – тайна следствия! Как я могу этого не знать! Я, несмотря на то, что почти всю жизнь провожу в лесу, начитанный человек. Тогда я оставлю дома тачку, и мы пойдём, посмотрим на деревья. Заодно вы сможете убедиться, как умно подходит к вопросу вырубки мой Густав.

Несмотря на крайнее напряжение, волнение и усталость последних дней, от прогулки по лесу я получал неподдельное удовольствие. Мой спутник шёл впереди, раздвигал передо мною ветки кустарников, что-то рассказывал о своей работе. Я его почти не слышал. В гуще листвы при нашем приближении начинали кричать какие-то птицы. Иногда белка роняла под ноги жёлудь, а однажды мы спугнули зайца. Если волчица прячется в этом лесу с помощью сына лесничего, она наверняка услышит нас и затаится, но я на этот раз и не надеялся повстречаться с нею. Меня в тот момент интересовал только Густав.

Я уже начал уставать от прогулки, а лесничий всё продолжал вести меня куда-то вперёд, многословно давая комментарии попадающимся навстречу нам образцам деревьев. Я уже хотел спросить его прямо о том, где же его сын, как вдруг мой спутник остановился и резко обернулся ко мне. Я с удивлением увидел, что выражение его лица изменилось, став более собранным и серьёзным.

– А теперь, господин Дитрих, – твёрдо спросил он, – расскажите, в чём вы подозреваете моего сына.

Вопрос был настолько неожиданным, что я на несколько мгновений потерял дар речи. Да… Недооценил я добряка лесничего. Но каков гусь – ни словом, ни жестом не обнаружил своих подозрений! Ну что ж… придётся посвятить его в свои соображения. Насколько я могу знать, Густаву всё равно ничего не грозит от правосудия, так как он страдает лёгкой умственной отсталостью, что вполне могут подтвердить врачи.

– Вы что, думаете, я совсем простачок, если в лесу живу? Я же вижу, что вы кругами ходите вокруг моего парнишки. Вопросы какие-то про деревья задаёте, посмотреть на них проситесь. Понятно, что Густав вам нужен, а деревья без надобности. Почему? Нет, если парень виноват, то виноват, – продолжал мой спутник, но вы скажите мне, в чём! Может быть, вы думаете, что он стащил это одеяло? Скажу вам, что это неправда! У нас тоже есть такое одеяло, как и у почти всех в округе! Одеяло в лесу мог оставить кто угодно. Да и потом: разве вы занимаетесь не поимкой убийцы? При чём тут кража какого-то одеяла?

Мы с лесничим уселись рядышком на пригорок, дружески закурили, и я рассказал ему всё, что касалось бегства Анны Зигель из дома, появления её на холме над кладбищем во время похорон, своего сомнительного выстрела и обнаруженной в дупле старого дуба лёжки. Не утаил я от обеспокоенного отца и разговор с его сыном в тот вечер, когда он провожал меня до дороги.

– То-то я смотрю, он сам не свой в последнее время! – воскликнул опечаленный отец, – молчит, даже стал в работе своей ошибки делать, что раньше с ним не бывало…

Лесничий помолчал, а потом решительно ударил кулаком по колену:

– Я вот что вам скажу, ранена она!

– Почему вы так решили, – с крайним интересом спросил я.

– А вот почему! Пришёл вчера мой Густав домой уже поздненько, часов в 11 вечера. Что опять-таки раньше с ним не бывало. Смотрю, прошёл он на кухню, где у нас шкатулка с самыми необходимыми лекарствами, и стал там копаться. Шкатулка большая, снадобья там на все случаи жизни, в лесу ведь живём – пока добежишь до аптекаря или врача, помрёшь, пожалуй! Вот я и спрашиваю сына, не заболел ли он, что болит. А он выбирает из шкатулки бинты, копру и остатки мази заживляющей, которую мне доктор прописал, когда я в прошлом году с кабаном столкнулся. Смотрю, ран на нём нет, а Густав мне говорит, что, мол, косулю охотники подстрелили и бросили, а он, мол, хочет несчастную вылечить. Я и поверил, потому что Густав с детства жалостливый был, всё подбирал птенчиков, выпавших из гнезда, да зверюшек лечил. Я и не подумал вчера ничего плохого. Жаль, конечно, было дорогую мазь на косулю тратить, но там немного оставалось в баночке, так что я ничего не сказал сыну и отпустил его. А оно, оказывается, вот что там за «косуля»!