Институт

Дар оказался сырно-мясным бисквитом, пирожками с фруктовой начинкой и бутылочкой родниковой воды. Люку пришлось напрячь всю свою волю, чтобы не выпить всю полулитровую бутылку за раз. Он оставил четверть, поставил бутылку, затем снова схватил её и закрутил крышку; он подумал, что если поезд внезапно накренится, и вода прольётся, он сойдёт с ума. Он проглотил печенье в пять коротких укусов и запил одним большим глотком воды. Облизал ладонь, затем взял воду и пирожки, и залез обратно в своё гнездо. Впервые после спуска по реке в С. С. Поки и разглядывания звёздного неба, он почувствовал себя живым. И хотя он не совсем верил в Бога, найдя чуть больше свидетельств «против», чем «за», он всё равно молился, но не за себя. Он молился, чтобы гипотетическая высшая сила благословила человека, который называл его бандитом и бросил коричневый пакет в вагон.

24

С набитым животом ему снова захотелось вздремнуть, но он заставил себя не спать.

«Поезд остановится в Джорджии, затем в Тампе и финиширует в Майами, — сказал Мэтти. —

Если тебя ищут, то они будут во всех этих местах. Но следующая остановка будет в обычном Зажопинске».

Его могли ждать даже в маленьком городке, но Люк не собирался ехать в Тампу или Майами. Идея затеряться в густонаселённом районе была привлекательной, но в больших городах слишком много полицейских и к этому времени у них, вероятно, уже имеется фото мальчика, подозреваемого в убийстве своих родителей. Кроме того, логика подсказывала, что он не сможет долго убегать. То, что Мэтти не сдал его, было невероятной удачей; рассчитывать на повторение было глупо.

Люк подумал, что у него на руках остался только один козырь. Нож, который Морин оставила под его матрасом, потерялся по дороге, но у него всё ещё была флэшка. Он не представлял, что на ней — скорее всего, ничего, кроме бессвязного признания, которое покажется полной бессмыслицей; может, что-нибудь о ребёнке, которого Морин бросила. С другой стороны, это могли быть доказательства. Документы.

Наконец, поезд снова начал замедлять ход. Люк подошёл к двери, взялся за неё для равновесия и выглянул наружу. Он увидел много деревьев, двухполосную асфальтированную дорогу, затем задние стенки домов и зданий. Поезд проехал мимо жёлтого сигнала. Возможно, он приближался к Зажопинску, о котором говорил Мэтти или просто сбавлял скорость, дожидаясь, пока пути впереди освободятся. Возможно, так даже лучше, потому что если на следующей остановке его дожидается обеспокоенный дядюшка, он уже наверняка на станции. Впереди виднелись склады с блестящими металлическими крышами. Позади складов тянулась двухполосная дорога, а за ней ещё деревья.

Твоя задача, сказал он себе, как можно скорее сойти с поезда и скрыться в тех деревьях. И помни: прыгай в движении, чтобы не влепиться лицом в шлак.

Он начал раскачиваться взад и вперёд, держась за дверь и сжав губы в тоненькую линию от усердия. Это была остановка, о которой сказал Мэтти, теперь впереди Люк видел здание вокзала. На крыше выцветшей зелёной краской было написано: ДЮПРЕ, ЮЖНОЕ И ЗАПАДНОЕ НАПРАВЛЕНИЯ.

«Нужно прыгать, — подумал Люк. — Никаких встреч со всякими дядюшками».

— Раз…

Он качнулся вперёд.

— Два…

Он качнулся назад.

— Три!

Люк прыгнул, перебирая ногами в воздухе, но приземлился на шлак рядом с рельсами, двигаясь со скоростью поезда, что было немного быстрее, чем могли выдержать его ноги. Верхняя часть его тела накренилась вперёд, а руки оказались за спиной, пытаясь удержать равновесие; он был похож на конькобежца, приближающегося к финишу.

Как только он подумал, что сможет устоять, кто-то крикнул: «Эй, осторожно!»

Он резко вскинул голову и увидел человека на погрузчике на полпути между складами и станцией. Ещё один поднимался с кресла-качалки в тени станционной крыши, держа в руках журнал, который читал. Он крикнул: «Берегись, там пост!»

Люк увидел второй сигнальный пост, который горел красным, но было поздно. Он инстинктивно отвернул голову и начал поднимать руки, но влетел в стальной пост на полной скорости до того, как успел выставить их перед собой. Правая сторона его лица столкнулась с постом, основной удар пришёлся на больное ухо. Люк отлетел, упал на шлак и откатился в сторону от путей. Он не потерял сознания, но потерял ориентацию — небо качнулось вперёд, потом качнулось назад, и снова вперёд. Он ощутил тепло, разливающееся по щеке, и понял, что ухо снова вскрылось, — бедное, измученное ухо. Внутренний голос кричал, чтобы Люк встал и побежал в лес, но слышать и прислушаться — это две разные вещи. Когда он попытался подняться на ноги, у него ничего не вышло.

«Мой „домкрат“ сломался, — подумал он. — Дерьмо. Полная жопа».

Потом над ним склонился водитель погрузчика. Снизу он казался Люку ростом шестнадцать футов. В его очках отражалось солнце, от чего невозможно было разглядеть его глаза.

— Господи, парень, какого чёрта ты тут вытворяешь?