Инсу-Пу: остров потерянных детей

– Нет, – сказала Диана, – врать нельзя, потому что это всегда выйдет наружу. По крайней мере, у меня! Ты глупенький, Том; разумеется, я собираюсь рвать орехи! Но не целое утро. – Она остановилась и вдруг посерьезнела: – Я не хочу увиливать от работы и предаваться лени, если ты это имеешь в виду. Я хочу работать, но это должна быть моя работа. Упражнения, лазанье, трапеция, акробатика – уже достаточно плохо то, что здесь нет лошади. Если я буду не в форме, то прощай, цирк. Я буду жесткая как палка, когда нас однажды заберут с этой дурацкой плантации кактусов, и тогда меня можно будет хоронить. Ты думаешь, цирковые не работают? – и она встала на мостик, схватилась руками за лодыжки и стала так ходить взад-вперед на удивление Томасу. Потом она вытянула в воздух сперва руку, потом ногу и медленно выпрямилась. – Думаешь, это само собой и никакого труда не стоит? – спросила она, тяжело дыша. – Тренировки, дорогой мой, каждый день не меньше четырех часов! А теперь… – она вдруг побежала, – быстро вверх, на следующую пальму!

Она опять спугнула стаю обезьян, когда взобралась наверх. Она не заметила животных, когда взбиралась, и только теперь, когда она появилась на верхушке, они с криком разбежались. Диана попыталась приманить к себе светло-коричневую обезьянку, но это ей не удалось, как и вчера.

– Дикие обезьяны глупые, – заявила она, – дрессированные куда приятнее.

Она огляделась в поиске орехов, и у нее при этом возникло неприятное чувство, будто кто-то смотрит на нее. И действительно, она вдруг увидела, что вокруг на деревьях сидит множество обезьян и они смотрят на нее недоверчивыми, злыми глазами. Очень неприятно было белокурой Змеедаме чувствовать на себе эти враждебные обезьяньи взгляды. Она сразу поняла, что животные воспринимают ее как захватчика и вора в их пальмовом царстве и что сбор кокосов, кажется, не такое уж простое дело, как она только что расписывала Томасу. «Ах, пустяки, – упрямо подумала она, – не укусят же они меня!» И она сорвала два ближайших кокоса, связала их вместе за волокна и повесила себе на плечо. Так же она поступила и со следующей парой орехов. Руки должны были оставаться свободными, чтобы цепляться за ветки, спускаясь вниз.

Какие они тяжелые, думала Диана, спускаясь вниз; четыре огромных ореха болтались у нее на спине и на груди, завтра надо будет прихватить с собой пару ремней или веревку. Тогда я буду привязывать каждый кокос за черешок и спускать Томасу, а не карабкаться вверх за каждым орехом…

Она не успела додумать эту мысль до конца, потому что в этот момент началось светопреставление. Вокруг верещали, вопили и кричали разозленные обезьяны; это было еще хуже, чем при бомбежке, когда запертые в своих клетках цирковые животные метались и ревели. Одновременно сверху обрушился град кокосовых орехов, падая Диане на голову и на плечи, так что она изо всех сил вцепилась в ствол, чтобы не сорваться с пальмы. С земли она слышала крик Томаса, потому что досталось и ему, и он с жалобным воплем отбежал в сторону.

Обезьяны через какое-то время вроде бы угомонились, град кокосовых ядер утих, лишь единичные орехи падали, глухо ударяясь о землю. Диана соскользнула вниз по стволу пальмы и упала в мох, полумертвая. Она была вся в ссадинах и синяках, руки и ноги в глубоких царапинах, по лбу стекала кровь. Несколько секунд она неподвижно лежала среди разбитых орехов. Потом к ней подполз Томас. Он отделался шишкой на голове, и теперь ему было стыдно за свои крики и бегство. Он испуганно склонился над Дианой. Она лежала тихая и бледная, с закрытыми глазами. Томас напряженно размышлял. Он должен был сейчас предпринять то, что папа называл оказанием первой помощи. Правда, для этого требовались бинты и йод – а их не было. Но хотя бы кокосовое молочко он мог влить ей в рот. И вот он взял расколотый орех и осторожно поднес к бледным губам Дианы. Она глотнула и сразу открыла глаза. Какой-то момент она, казалось, не соображала, где она и что с ней, потом вспомнила и молниеносно вскочила на ноги.

– Никому не рассказывай! – дико закричала она, тряся растерянного Томаса за плечи. – Попробуй только скажи кому-нибудь хоть слово!

– Нет, нет, не скажу, – заикался Томас, испугавшись пылкого гнева Дианы.

Он не понимал, что ее так сильно взволновало. Ведь Томас был нормальный маленький мальчик, не имеющий никакого понятия о честолюбии циркового ребенка. Как глубоко была травмирована в своей гордости Змеедама, он заметил, только когда она с яростью продолжила: