Иоанн Грозный (СИ)

         Государь, утверждая Думский договор  присягой, сказал: «Целую крест соседу моему королю Стефану в том, что исполню  (указанные) условия. Ливонской и Курляндской земли не уступлю». Сановники Карпов и Головин поехали в данцигский лагерь к Баторию засвидетельствовать его клятву и разменяться подписями. Поляки не могли не заметить разночтение в русском и польском экземплярах.  Русское добавление вымарали. Договор остался без действия.

         Иоанн союзников. Писал  новому императору Рудольфу, соболезновал потери  отца - Максимилиана. Предлагал совместно согнать Стефана Батория с трона, разделить Польшу и Литву,  ополчиться на султана.

         На место Девлета на Бахчисарайский престол взошел его старший сын  Мухаммад (Второй). Гирей  дружелюбно известил Иоанна, что напал на Литву, выжег большую часть Волынской земли. Иоанн тут же отправил к новому хану  князя Мосальского. Посол вез царские богатые дары, кои дотоле  Таврида отнимала, не чествуясь. Мосальского Иоанн напутствовал: «Бить челом хану, обещать дары ежегодные в случае союза, но не писать их в

шертную

грамоту. Требовать без упорства, чтобы Мухаммад Гирей именовал великого князя Московского не иначе, как царем. Вести себя смирно, убегать колких речей. Если хан и вельможи вспомянут о тяжких нам временах Калиты и царя Узбека,  не оказывать гнева, но ответствовать тихо: «Не знаю старины. Ведает ее Бог и вы, государи!»

         Мухаммад II принял  посла Московии с честью, но за помощь в войне с Речью Посполитой желал возвращения прежним ханам Астрахани. Требовал также  не вступаться за казаков, тревоживших Тавриду набегами Тавриду,  свести их городки с Днепра и Дона. В Москве отвечали:  днепровские и донские казаки - независимы Одни служат Баторию, другие - беглецы российские и литовские. Оружие же и вера православная навеки утвердили Астрахань за Москвой. Просил хан  четырех тысячи рублей. Царь выслал тысячу. Как помним, менее, чем за Василия Грязного дал. Баторий  перекупил хана. Тот опять сделался России неприятелем.

         Царь возобновил отпускать устные и письменные оплеухи шведскому Иоанну (Юхану III): «Если ты, раскрыв собачью пасть, захочешь лаять для забавы, так то твой холопский обычай. Тебе это честь, а нам, великим государям, и сноситься с тобой нечестие, а лай тебе писать – и того хуже. Перелаиваться с тобой – горше того не бывает на свете. Если хочешь перелаиваться, так  найди себе такого холопа, какой ты сам холоп и перелаивайся. Отныне, сколько ты не напишешь, мы тебе никакого ответа давать не будем».

         Что ж, бури миновали, и шведский адмирал Гилленанкер явился на военных судах у Нарвы. Пушечной пальбою шведы зажигали деревянные крепостные укрепления. Высадили десант, очищали от московитов нарвские окрестности. Шведы опустошили и  Кексгольмский уезд. Баторий списался с Христианией. Между лагерями, польским и шведским, пошел беспрерывный обмен  офицерами. Баторий не возражал, ежели Юхан (Иоанн Шведский). присоединит  новгородскую Водскую пятину. Шведские замыслы простирались далее: он желал сделать Балтику внутренним морем своих владений, а потому заигрывал с Ригой, зарился на Литву,  на бывшие владения Ордена, даже - на польское Поморье. Главные силы русских оттеснялись шведами в Псков и Новгород. Ведомые Шенкенбергом ревельцы вышли из города,  напали на русские гарнизоны по всей Эстонии.

         Литовцы, присматривая отнять Дюнебург, пошли на хитрость: в знак мнимой дружбы прислали тамошним московским воинам бочку вина. Те упились и были перебиты. Тогда же наймиты-немцы, подделав ключи от ворот, пролезли  в Венден и вырезали сонных россиян.

         Войско Магнуса находилось на зимних квартирах в Оберпалене. Ливонский король хранил спокойствие, ожидал отъезда Иоанна в Москву и роспуска главных сил для  собственных решений. Как-то ночью юная супруга  расслышала шум на нижнем этаже дома бургомистра, где они  с мужем и младенцем столовались. Мария повернулась на постели, чтобы сказать мужу, и нашла его место  пустым. Тревожно поднявшись, она подошла к окну и увидела на дворе до двух десятков  полностью экипированных рыцарей, в доспехах, с копьями, мечами, щитами, арбалетами и мушкетами. Улица спускалась к реке. По брусчатке стучали копыта лошадей подъезжавших воинов. Они огибали подворье,  устремляясь к городской площади. Встававшее светило обагряло циферблат часов на ратуше. Стрелки показывали  совсем ранний час.

         Набросив на  подростковые угловатые плечи накидку из тонкого тюля с брабантскими кружевами, недавно подаренную мужем, Мария на цыпочках пошла к лестнице. Магнус уже поднимался навстречу. Громыхал ботфортами. В отличие от супруги не беспокоясь о сне младенца. Королю оставалось застегнуть застежку  и надеть шлем, который он держал в руках, чтобы быть готовым для битвы. Мария вспомнила, что накануне в доме появился какой-то запыленный вестник. Запершись с ним и Шраффером, Магнус долго не выходил из аудиенц-залы. Потом кликнули командиров двухтысячной армии Ливонского короля.

         Магнус торопливо обнял супругу:

- Одевайся! Едем!