«Самаркандский эпизод» вернулся.
Иосиф Бродский: «Когда меня арестовали в первый раз, я был сильно напуган. Ведь берут обыкновенно довольно рано, часов в шесть утра, когда вы только из кроватки, тепленький, и у вас слабый защитный рефлекс… вас привозят в Большой дом, допрашивают, после допроса ведут в камеру. И когда меня в первый раз в жизни привели в камеру, то мне между прочим, очень там понравилось. Действительно, понравилось! Потому что это была одиночка. кирпичные стены, но они замазаны масляной краской – если не ошибаюсь, такого зелено-стального цвета… Вас запирают. И вы оказываетесь тет-а-тет со своей лежанкой, умывальничком и сортиром. Если не ошибаюсь, восемь или десять шагов в длину. Примерно, как эта моя комната здесь, в Нью-Йорке…
Что еще? Окно, сквозь которое вы ничего не можете увидеть. Потому что там, кроме, как полагается, решетки, еще снаружи намордник… лампочка висит, вделанная в потолок. И она тоже забрана решеткой, чтобы вы не вздумали ее разбить. В двери, естественно, глазок и кормушка… дело в том, что, пока я там сидел, я не видел, как она открывается. Поскольку это была следственная тюрьма. И меня по двенадцать часов держали на допросах. Так что еду, когда я возвращался в камеру, я находил уже на тумбочке. Что было с их стороны довольно интеллигентно».
Сергей Шульц: «Утром 29 января 1962 года в дверь нашей квартиры позвонили, и сразу вслед за звонком раздался громкий стук и крики: “Открывайте немедленно!” Было 5 часов утра… В дверь вошли и сразу же прошли в нашу комнату три кагэбэшника и двое понятых. Возглавлял группу плотный, коренастый немолодой человек с совершенно бульдожьей физиономией – майор Гайдай. Он протянул мне постановление на обыск…
Никакого Уманского я не знал и фамилию эту слышал в первый раз…
После окончания обыска меня вместе с изъятыми у меня рукописями и пленками кинофильмов (снятых как во время экспедиций, так и дома, в городе) отвезли в здание КГБ на Литейном, 4.
После окончания допроса Гайдай принял постановление о моем задержании. В нем было отмечено, что я подозреваюсь в совершении преступления, предусмотренного статьей 70, частью 1 УК РСФСР, и подлежу задержанию в следственном изоляторе УКГБ ЛО. Меня раздели догола, переодели в какой-то балахон без шнурков и пуговиц и спустили на лифте в подвальное помещение, в крохотную одиночную камеру, похожую на колодец. В ней я провел две ночи и два дня – 30 и 31 января, дважды вызывался на допрос… Поздно вечером 31 января меня привезли домой».
По результатам проведенного судебного расследования подозреваемые Бродский и Шульц после проведения с ними «профилактической работы» были освобождены.
Уманский Александр Аркадьевич был приговорен Ленинградским горсудом по ст. 70 ч. 1 УК РСФСР к пяти годам лагерей с отбытием срока в Дубравлаге (Дубравское лагерное управление в Республике Мордовия) и владимирской тюрьме. Состав преступления – «изготовление антисоветского текста», который так никто и не видел. (Постановлением ПВС РСФСР от 19.01.66 А.А. Уманский был помилован. Освобожден 31.01.66. Реабилитирован 14 июня 1993 г. Заключением прокуратуры г. Санкт-Петербурга на основании Закона «О реабилитации жертв политических репрессий».) Олег Шахматов, как мы помним, на тот момент уже сидел на одной из красноярских зон.