Иосиф Бродский. Жить между двумя островами

Писатель-диссидент, политзаключенный Борис Вайль, поднимавший архивы «Самаркандского эпизода», впоследствии недоумевал, почему тема «попытки угона самолета» вообще нигде не фигурировала за исключением внутренней справки Ленинградского УКГБ, где сообщалось, что «установлено также, что у Шахматова с Бродским имел место разговор о захвате самолета и перелете за границу. Кто из них был инициатором этого разговора – не выяснено».

С одной стороны, это представляется странным, потому что Иосиф Александрович не скрывал своего авторства в этой безумной затее. Но, с другой стороны, закрытие глаз на предполагаемый «угон» спасло Бродского от предельно суровых последствий.

Например, от таких:

1954 г. Самовольный захват пассажирского самолёта «Ил-12» бортмехаником В. Поляковым в г. Новосибирск. Осуждён к расстрелу, заменённому на тюремное заключение.

1958 г. Попытка захвата пассажирского самолёта «Ан-2» (маршрут Якутск – Безымянный) в аэропорту г. Нижние Кресты (Якутская АССР) с требованием лететь в США. Террористы обезврежены и получили длительные сроки тюремного заключения. 1961 г.

Попытка захвата пассажирского самолёта «Ан-2» в аэропорту г. Ашхабад (Туркменская ССР). Террористы арестованы и получили длительные срока тюремного заключения.

1962 г. Предположительная попытка угона самолета Александром Всеволодовичем Соколовым (более известным как писатель Саша Соколов) для вылета из СССР. Три месяца тюремного заключения с последующим помещением в психиатрическую больницу имени Кащенко.

1964 г. Попытка угона пассажирского самолета из Кишинёва. Один угонщик ликвидирован, другой осужден.

1969 г. Захват самолета «Ил-14», совершавшего внутренний рейс по маршруту Ленинград – Таллин. Террористы ликвидированы.

1970 г. Органами КГБ в ленинградском аэропорту «Пулково» пресечена попытка вооруженного захвата и угона за границу пассажирского самолета группой лиц. Участники группы – Эдуард Кузнецов и Марк Дымшиц были приговорены к расстрелу, впоследствии замененному длительными сроками тюремного заключения.

Все эта информация в те годы была по большей части полностью засекречена. Едва ли Иосиф мог догадываться о том, что его ожидало, если бы делу дали ход. Впрочем, отрывочные сведения вполне возможно и проникали в окружение Бродского. Многие из друзей Иосифа, как и он сам, слушали «Голос Америки» («Свобода» и «Немецкая волна» тогда почти полностью «забивались»).

После многочасовых обысков, одиночки в следственном изоляторе КГБ, допросов и «профилактических бесед» в «конторе» со всей очевидностью стало ясно, что все участники этой двухсторонней процедуры сделали свой выбор, и по-другому уже не будет.

Из воспоминаний Сергея Шульца: «После того, как его (Бродского. – Прим. авт.) выпустили, за ним продолжали непрерывно следить. Шпики ходили за ним по пятам, нагло, в открытую, и это его нервировало и раздражало».

И вдруг выяснилось, что город не настолько уж и велик, как казалось еще совсем недавно, что в нем, как и в полутора комнатах на Пестеля, нельзя было ни от кого спрятаться. Каждое твое движение, каждый жест или слово становились достоянием посторонних людей, что повергало Иосифа в ужас. Если раньше проходные дворы и дворы-колодцы спасали, в перспективах линий и набережных можно было раствориться, затеряться, а в трущобах коммунальных квартир друзей и подруг можно было залечь на дно, то теперь оказывалось, что он словно на ладони, на чужой ладони, которая в любую минуту может сложиться в кулак и раздавить его.

Пожалуй, единственным местом в Ленинграде, где Иосиф чувствовал себя более или менее защищенным от постороннего взгляда, в то время была квартира художника, архитектора и фотографа Юрия Цехновицера (1928–1993) на Адмиралтейской набережной, 10.

Из воспоминаний писателя и геолога Дианы Виньковецкой: «Юрина квартира была уникальна и по расположению на Неве, напротив университета, и по картинам, скульптурам, мебели, умопомрачительной библиотеке. Редчайшие книги, оригинальные издания с дарственными надписями его отцу – журналисту и первому декану факультета журналистики Ленинградского университета. Кажется, некоторые свободные художники подтибривали, прикарманивали себе кое-что из Юриной библиотеки… “Идешь к Цеху, надеваешь шляпу, кругом девушки…” – напишет Иосиф в одном из эссе… В квартире Цехновицера атмосфера была более светская, нежели философская. Слишком много у Цеха, как его называли друзья, было запутанных отношений с красавицами, и ему было не до абстрактной философии. Гигантская тахта – достопримечательность квартиры, видно, угрожала подсознанию. На этой тахте дремали многие знаменитости, и даже Маяковский».

Также об этой легендарной квартире на Адмиралтейской набережной, 10 оставила воспоминания и Людмила Штерн.