Иосиф Бродский. Жить между двумя островами

от материнской тьмы!

Безумье – черней тюрьмы.

Безумьем поражена

отвергнутая жена

в темницу погружена».

Судья Савельева:

Ответьте, Бродский, чем свой досуг вы наполняете?

Трудами?

Праздностью?

Молитвой?

Бродский:

Созданием стихов.

Я полагаю, это труд нелегкий и достойный.

Судья Савельева:

Вы полагаете…

О, это пустословие, мой друг!

Уж сколько раз я слышала подобные трюизмы:

поэзия, восторженная муза, мелодия любви.

Довольно!

Терпение мое не беспредельно, а гнев богов ужасен может быть!

Бродский:

Что ж делать мне?

Судья Савельева:

Ответ держать за праздность и безделье,

Ведь труд отринуть есть удел бесчестных!

Бродский:

Писание стихов и есть мой труд.

Судья Савельева:

Вздор!

Вот Пушкина известны мне стихи, Некрасова, Толстого…

Бродский:

Увы, но граф Толстой писанием стихов не занимался!

Судья Савельева:

О, Бродский, не дерзите мне,

я лучше ведаю, кто знает толк в стихосложеньи.

Итак, где книги ваши, те, что наш народ читает с упоеньем?

Бродский:

Их нет.

Судья Савельева:

Как жаль!

И в чем же смысл ваших дней тогда, коль скоро вы неведомы народу?

Где тот порыв, который вся страна имеет ежечасно?

Бродский:

Мой идеал есть постиженье совершенства,

когда за словом мысль течет,

а время и пространство, совокупляясь, рождают непрерывность бытия.

Судья Савельева (обращаясь к хору):

Безумен он!

Хор

:

О да! О да!

Бродский:

О горе мне!

Судья Савельева:

Ну что ж, а кроме написания стихов, чем можете служить отчизне нашей?

Бродский:

Работал на заводе и в больнице, истопником, курьером, батраком лет, может, пять…

Судья Савельева (прерывает Бродского со смехом):

Лет пять? Хороший срок!

Хор:

О да! О да!

Бродский:

Но важным для меня является язык,

что Богом мне – поэту дан!

Судья Савельева (кричит):

Да кто ж причислил вас к поэтам, черт возьми!?

Бродский (с вызовом):

Тот, Кто теперь взирает с высоты на нас, несчастных,

и скорбь чело Его мрачит от нашей глупости, разврата и неверья.

Судья Савельева (кричит):

Молчать!

Хор:

Ату его! Ату!

Адвокат Топорова:

Прошу судью услышать и меня,

мой голос слаб, но важен всем для постиженья сути дела.

Судья Савельева (снисходительно):

Ну что же, говорите.

Адвокат Топорова:

Мой подзащитный болен,

труды и дни не для него,

когда б со всей страной он мог спускаться в шахту,

быть у станка,

когда б он мог по зову комсомола валить тайгу или стремиться к звездам.

Он не таков!

Судья Савельева (с усмешкой):

«Нет, я не Байрон, я другой», мы это слышали однажды.

Теперь-то что?

Адвокат Топорова:

Теперь он должен быть в кругу семьи,

без помощи его родители едва ли смогут здравствовать отменно.

Почтенный возраст и недуги их изрядны.

Судья Савельева:

Ах, вот в чем дело.

Он болен, а они стары.

Тут нужен голос эскулапа.

Адвокат Топорова:

Того, что клятву Гиппократу приносил.

Судья Савельева:

Помыслить следует над вашими словами.

Адвокат Топорова:

Благословят же боги ваше начинанье.

Сейчас зачту послание достойным, что раньше называлось челобитной:

«Я прошу направить гражданина Бродского на медицинское освидетельствование для заключения о состоянии здоровья и о том, препятствовало ли оно регулярной работе. Кроме того, того прошу немедленно освободить Бродского из-под стражи. Считаю, что он не совершил никаких преступлений и что его содержание под стражей – незаконно».

Судья Савельева

:

Изрядно сказано (удаляется).

Хор поднимается на сцену и поет:

Будет людям счастье,

Счастье на века;

У Советской власти

Сила велика!

Сегодня мы не на параде,

Мы к коммунизму на пути.

В коммунистической бригаде

С нами Ленин впереди!

После завершения песни в зал возвращается судья Савельева и зачитывает постановление:

«Направить на судебно-психиатрическую экспертизу (психиатрическая больница № 2 в Ленинграде, что на Пряжке), перед которой поставить вопрос, страдает ли Бродский каким-нибудь психическим заболеванием и препятствует ли это заболевание направлению Бродского в отдаленные местности для принудительного труда. Учитывая, что из истории болезни видно, что Бродский уклонялся от госпитализации, предложить отделению милиции № 18 доставить его для прохождения судебно-психиатрической экспертизы».

Конец первого действия.

Занавес.

Из интервью Иосифа Бродского Соломону Волкову: