Иосиф, конечно, узнает эти слова из Пролога к «Эдипу-царю» Софокла. Сначала он не понимает, почему они звучат здесь, в клубе 15-го ремонтно-строительного управления, но по мере того, как начинают развиваться события, все становится предельно ясно, и различие между устрашающим и трагическим проявляет себя в полной мере.
Судья Савельева
(откашлявшись в кулак):Настало время подвести итог.
Хор
(составлен из заседателей, общественного обвинителя, а также ряда свидетелей обвинения):Пора, пора, покоя сердце просит!
Судья Савельева:
Пусть скажет он, певец вершин,
хоть это труд и стыд напрасный.
Иосиф:
Пора, пора умней мне быть.
Судья Савельева:
Слова не мальчика, но мужа!
Итак, мы внемлем.
Иосиф:
Человек с головой, конечно, пытается перехитрить систему – изобретая разные обходные маневры, вступая в сомнительные сделки с начальством, громоздя ложь на ложь, дергая ниточки семейных связей. На это уходит вся жизнь целиком. Но ты поймешь, что сплетенная тобой паутина – паутина лжи, и, несмотря на любые успехи и чувство юмора, будешь презирать себя. Это – окончательное торжество системы: перехитришь ты ее или же примкнешь к ней, совесть твоя одинаково нечиста. Народная мудрость гласит, что нет худа без добра, – справедливо, видимо, и обратное. Амбивалентность, мне кажется, – главная характеристика нашего народа. Нет в России палача, который бы не боялся стать однажды жертвой, нет такой жертвы, пусть самой несчастной, которая не призналась бы (хотя бы себе) в моральной способности стать палачом. Наша новейшая история хорошо позаботилась и о тех и о других. Какая-то мудрость в этом есть. Можно даже подумать, что эта амбивалентность и есть мудрость, что жизнь сама по себе не добра и не зла, а произвольна. Может быть, наша литература потому так замечательно и отстаивает добро, что чересчур сильно ему сопротивление. Будь эта направленность только двоемыслием, это было бы прекрасно; но она гладит против шерсти инстинкты. Именно эта амбивалентность, я полагаю, и есть та «благая весть», которую Восток, не имея предложить ничего лучшего, готов навязать остальному миру. И мир, кажется, для этого созрел[3]
.1 голос из зала
:Смотри-ка, как заговорил.
2 голос из зала:
П. Денисов:
В чем смысл слов его – туманных, бесполезных?
П. Логунов:
Там смысла нет!
Там глум и дерзость без начала и конца!
А. Николаев:
А в годы оны при вожде
поди скажи такое принародно, расстрел
та горькая пилюля, что исцелила б навсегда предателей,
врагов и тунеядцев!
И. Смирнов
(в недоумении):«Амбивалентно», «торжество системы», «благая весть»
И что-то там про «произвол»…
По-русски ль сказано?
Р. Ромашова:
Фамилия его о многом говорит.
Судья Савельева
(грозно):Ну что ж! Он издевается над нами!
Хор:
О да! О да!
И будет попран навсегда!
Судья Савельева:
Тогда и мы заговорим иначе!
Из книги Якова Гордина «Дело Бродского»:
«