В это же время (думается, это произошло не случайно) Вера Казимировна Кетлинская инициировала разбирательство по делу парторга ЛО СП Григория Мирошниченко – твердокаменного сталиниста еще Кочетовского призыва, на которого Александр Андреевич мог рассчитывать в борьбе с центристами и партийными «либералами». Как это ни анекдотично выглядит, но формально Мирошниченко тоже обвинялся в тунеядстве. Имея личную дачу, он сдавал ее и жил на нетрудовые доходы. Более того, В.К. Кетлинская припомнила Григорию Ильичу его боевую молодость в ОГПУ НКВД, а также его беспробудное пьянство и избиения супруги, что уже тянуло на «аморалку» (отрицание моральных устоев и общепринятых норм поведения в советском обществе). Таким образом, в Союзе писателей настойчиво хотели показать общественности (зарубежной в том числе), не говоря уже о Москве, что литераторы Ленинграда (при помощи партийных органов и КГБ) подвергают справедливому дисциплинарному воздействию не только маргиналов типа Иосифа Бродского, но и заслуженных, увы, зазнавшихся литераторов, порочащих гордое имя советского писателя.
В результате на состоявшемся 14–15 января 1965 года отчетно-выборном собрании Ленинградской писательской организации Александр Андреевич Прокофьев был смещен с занимаемой должности. Его место занял поэт Михаил Дудин, а Даниил Гранин стал вторым секретарем правления.
Характерно, что решение о радикальных перестановках в Союзе и о «свержении» Прокопа было принято не в Доме писателей на Шпалерной, что было бы логично, а партгруппой правления СП Ленинграда в Смольном.
Через несколько дней после успешного завершения рокировки писатель, драматург, лауреат Сталинской премии Юрий Павлович Герман официально сообщил коллегам: «Вчера в Обкоме партии в атмосфере взаимного доверия, искренности и деловитости партгруппа Правления пришла к выводу, что Первым секретарём Союза мы должны избрать нашего старого и верного друга товарища Дудина М.А. Нам кажется, что дела наши пойдут хорошо, если М. Дудин будет Первым секретарём».
Вполне возможно, что у советских литературных генералов после устранения А.А. Прокофьева дела на самом деле пошли хорошо, вернее сказать, еще лучше пошли…
Однако мы вернемся в март 1964 года, чтобы поприсутствовать на втором действии трагифарса и посмотреть, как же пошли дела у подсудимого Бродского Иосифа Александровича.
Эписодий Девятый
Действие второе. 13 марта
Место действия: клуб 15-го ремонтно-строительного управления на Фонтанке, 22.
Интерьер – большой зал со сценой.
Ряды откидных кресел. В таких залах обычно проводят общие партийные собрания, торжественные мероприятия, смотры художественной самодеятельности, а также новогодние елки для детей сотрудников предприятия.
К двери кнопками прикреплено сделанное от руки объявление «Суд над тунеядцем Бродским».
К уже известным нам действующим лицам прибавились:
Переводчик, литературовед Владимир Адмони (1909–1993)
Писатель Евгений Воеводин (1928–1981)
А также:
Заседатели Т. Тяглый и М. Лебедева
Общественный обвинитель Ф. Сорокин
Начальник Ленинградского Дома обороны И. Смирнов
Заместитель директора Эрмитажа П. Логунов
Трубоукладчик УНР-20 П. Денисов
Пенсионер А. Николаев
Преподавательница марксизма-ленинизма в училище имени Мухиной Р. Ромашова (к сожалению, никакой дополнительной информации об упомянутых только по фамилии участниках трагифарса, кроме места их работы, обнаружить не удалось).
Присутствующие в зале переговариваются, слышен смех, хлопают откидные кресла. Однако при появлении судьи Екатерины Савельевой все замолкают.
Сегодня она подчеркнуто строга: поверх горчичного цвета блузки со стоячим, туго застегнутом под самым подбородком воротником, надет серый в мелкую клетку пиджак.
Иосиф тут же вспоминает историчку Лидию Васильевну Лисицыну и совершенно искренне не понимает, почему на лацкане пиджака Савельевой нет ордена Ленина.
Когда Лисицына начинала орать на учеников, потому что они не сделали домашнее задание или плохо вели себя в классе, Ленин вместе с орденом начинал дрожать, трепетать, будто боялся этого истошного крика. Впрочем, это было неправдой, потому что Владимир Ильич никого не боялся, тем более какого-то там секретаря парторганизации школы № 181 в Соляном переулке. Это Лисицына должна была его бояться!
Судья Савельева тем временем величаво поднимается на сцену, подходит к столу, кладет на него папку с материалами дела, поднимает руку, призывая тем самым всех ко вниманию, и возглашает: