Иосиф Бродский. Жить между двумя островами

И без того щадящий режим на поселении был сведен для Иосифа к более или менее сносному проживанию, единственным ограничением которого было обязательное нахождение в ночное время суток в Норинской.

Разумеется, это была полная абстракция внутри другой абстракции – монотонного северного пейзажа, изменения которого происходили нечасто и по большей степени были связаны лишь со сменой времен года.

А пока, в начале июня 1965 года, он ехал на велосипеде.

Заезжал на горовосходные холмы, с которых были хорошо видны леспромхозовские вырубки и стеклянные канифолевые потоки между стволов, пряно пахнущие хвоей боры, кручи, заросшие кустарником, топкие овраги, в которых оживали тучи комаров и мошки, проложенные трелевочными машинами на танковом ходу однопутки, а еще зубчатая лесом линия горизонта.

Спустя годы, вспоминая о тех своих поездках, Иосиф напишет:

Лес – как ломаная расческа.

И внезапная мысль о себе подростка:

«выше кустарника, ниже ели»

оглушает его на всю жизнь. И еле

видный жаворонок сыплет трели

с высоты. Лето! пора зубрежки

к экзаменам, формул, орла и решки;

прыщи, бубоны одних, задержки

других – от страха, что не осилишь;

силуэты техникумов, училищ,

даже во сне. Лишь хлысты удилищ

с присвистом прочь отгоняют беды.

В образовавшиеся просветы

видны сандалии, велосипеды

в траве; никелированные педали

как петлицы кителей, как медали.

В их резине и в их металле

что-то от будущего, от века

Европы, железных дорог – чья ветка

и впрямь, как от порыва ветра,

дает зеленые полустанки —

лес, водокачка, лицо крестьянки,

изгородь – и из твоей жестянки

расползаются вправо-влево

вырытые рядом со стенкой хлева

червяки. А потом – телега

с наваленными на нее кулями

и бегущий убранными полями

проселок…

В условиях содержания расконвоированного высланного Иосифа Александровича Бродского допускалось посещение осужденного родителями и друзьями, а также переписка, передача ему посылок и краткосрочный отпуск в Ленинград.

Незадолго до своей смерти в 2010 году писатель-диссидент, политзаключенный Борис Борисович Вайль следующим образом прокомментировал проживание Иосифа в Норинской: «Я недавно впервые – и с удивлением! – узнал, что из ссылки Бродский за полтора года четыре раза выезжал в отпуск в Ленинград… Строго говоря, Бродский получил не “ссылку”, а “высылку”. Различие между этими понятиями довольно зыбкое. “Ссылка состоит в удалении осужденного из места его жительства с обязательным поселением в определенной местности”. “Высылка состоит в удалении осужденного из места его жительства с запрещением проживания в определенных местностях”. Высылка стоит в градации наказаний ниже ссылки (после нее идут уже “исправительные работы без лишения свободы”). Высылка, как и ссылка, “может быть назначена преступникам, общественно опасная деятельность которых облегчается нахождением их в определенной местности, где они имеют устойчивые преступные связи, либо могут способствовать совершению преступлений другими лицами. Цель высылки (ссылки) – прервать эти связи…»

Также к особым условиям содержания Бродского в Норинской следует отнести и то немаловажное обстоятельство, что ему (в свободное от фотографирования время) было дозволено заниматься литературной работой – писанием стихов и переводами. Согласно поступавшей с «воли» информации, сочинения Иосифа Александровича активно печаталась в эмигрантских периодических изданиях – «Новое русское слово» (Нью-Йорк), «Посев» и «Грани» (Франкфурт-на-Майне). Там же была опубликована стенограмма суда над Бродскими, которую вела Фрида Вигдорова. Каким образом этот предназначенный для внутреннего самиздатовского пользования документ попал за границу – неизвестно.