Исаак Дунаевский. Красный Моцарт

Каждый украшал жизнь, как мог. Симферополь заманил Дунаевского в непонятную ловушку. Самым большим подарком для Дунаевского была дарованная ему власть над пятьюдесятью музыкантами. Именно столько насчитывала оркестровая группа Симферопольского драматического театра. Точнее, их было пятьдесят восемь. Исаак вовсе не ожидал встретить в маленьком Симферополе столь большое количество профессиональных симфонических музыкантов. Они не халтурили, не искали легкой жизни и исправно водили по натянутым струнам своими смычками, словно знаменуя смычку между пролетариями и интеллигенцией. Они выросли настоящими рабами империи звуков.

А Дунаевский имел в этом городе власть над всеми музыкантами, потому что умел сочинять музыку как бог. По крайней мере, так говорили музыканты его оркестра. «Такое ощущение, что их специально пригнали сюда к моему приезду», — шутил молодой маэстро.

Крым с высоты походит на одно большое ухо, чутко прислушивающееся к космосу. Дунаевскому было легко в таком месте. Больше того — в этом городе Дунаевского любили. Здесь не было никакого парадокса, но странность присутствовала. Прямота характера Дунаевского всегда ему вредила. Его полюбили именно театральные люди, привыкшие к лицемерию и хитрости, несмотря на значительную должность — завмузчастью. О, эта восхитительная аббревиатура!

Больше всего Исаака расстраивало то, что для себя все три первых месяца он ничего не написал. Только констатировал, что «промотал мои три месяца пребывания здесь бесплодно».

В Крыму Дунаевский испытал неслыханное упоительное ощущение восторга перед природой. Каждый раз, попадая в объятия природы, клялся ей в верности. Это качество Дунаевский сохранил на всю жизнь. Разговаривал с листиками, как Франциск Ассизский. Он любил Саади, Хафиза, Омара Хайяма и думал, что знает, что такое Восток. Крым подарил ему новые дивные экспонаты. Абсолютная неразбериха в привычном соответствии осенней и весенней погоды: зимой — лето, весной — зима или осень. «Тепло, но мокро». Неожиданно в разгар весны пошел снег…

1926 год стал годом активности солнца. Портили настроение грустные вести из Москвы, переписка с Клавой и Леней. У них что-то не ладилось с карьерой. Исаак ничем помочь не мог. Все советы на расстоянии были бессмысленны. Оставалось только огорчаться. (Кстати, искреннего разговора между ним и Клавой с Леней особенно не получалось.)

К началу 1926 года ему назначили ежемесячный оклад в 400 рублей — за грядущее лето можно было накопить приличную сумму. И опять все испортили мелочи. Он вдруг с ужасом обнаружил, что у них почти не осталось писчей бумаги. Пришлось срочно телеграфировать Клаве, чтобы выслала бумагу.

В середине марта 1926 года Дунаевского уведомили, что в Ялтинском театре для него и для супруги найдется летняя работа. Ей предложили стать солисткой балета. Дунаевский посчитал: две зарплаты да два гонорара могут гарантировать их светлое будущее. Розовая мечта — собственная квартира в Москве — приобрела более реальные очертания. Когда ему прислали бумагу из Москвы, он был невероятно счастлив. Тут же написал письмо Клаве Судейкиной. Письмо, написанное четким разборчивым почерком, сохранилось.