Исаак Дунаевский. Красный Моцарт

О шутки Давида Гутмана можно было поскользнуться, как на первом льду. Он создал в театре гофманскую атмосферу. Дунаевский, в черном фраке, вместе с небольшим оркестриком в восемь-десять человек, дирижировал в верхней левой от сцены ложе, нависающей, как выдвинутая челюсть. Зрители, сидящие внизу, видели только летающие руки дирижера. Пленительная атмосфера. Ни в одном другом театральном месте Москвы нет больше такой атмосферы. Кажется, что призрак гениального Дунаевского до сих пор бродит по залу этого театра.

В таком месте лучше понимаешь, что такое магическая формула театральности, которую ищет поколение за поколением режиссеров. Исаак Дунаевский, кажется, нашел эту формулу патетичности. У него был «французский» талант. Говорят, что в битве под Верденом один французский офицер воскликнул: «Мертвые, встаньте!» Кто-то из лежащих поднялся и пошел в атаку. Это свидетельствует о том, что французы умеют жить на грани патетики и реального. Этими способностями обладал Дунаевский.

Он одаривает новый театр своим талантом. За полтора месяца композитор пишет музыку к спектаклю «Мечты… мечты», который ставит Давид Гутман. Это было веселое комедийное обозрение, где фокстрот, нэп, вчерашние попы-священники плюс человек по фамилии Де Тектор смешивались воедино, в одну смешную гротескную чепуху. Главное действующее лицо — хулиган по имени Фомка Прыщ.

Хулиганы были разрешенным недостатком советской власти. Они стали почти национальной валютой. Когда в начале 1930-х годов в Москву приехал Андре Жид, его водили в исправительные колонии и показывали настоящих хулиганов, которые перевоспитались и стали хорошими советскими людьми. Жиду понравился визит в колонию, возможно, из-за не совсем обычных для мужчины предпочтений в отношении мужской и женской красоты. Он ввел в заблуждение чиновников своим восторгом по поводу советских хулиганов. Они поверили, что Жид купился на их показуху.

На этой теме спекулировали художники, музыканты, артисты и танцоры. Для «создания» отрицательных героев требовались более сочные краски и бо́льшая мера таланта, чем для представления правильных героев революции. Хулиганы могли танцевать запрещенные «нэпманские» танцы, они еще могли куртуазно крутить в воздухе картузом и смачно выражаться на смеси французского и любого другого. Их сердце принадлежало прошлому, а костюмчик всегда был по последней моде. Именно поэтому такое количество произведений посвящалось «хулиганам».

Сразу после премьеры спектакля «Мечты… мечты» Исаак Дунаевский познакомился с замечательным рапповским поэтом Михаилом Гальпериным. Он был почти копией Чехова: та же бородка клинышком, пенсне на веревочке. Человек старой формации, поэт при встрече снимал шляпу. Дунаевский высоко ценил его талант.

Позже Дунаевского свяжет с Гальпериным дачный отдых. Они станут соседями по внуковским дачам, когда отойдут в прошлое РАПМы[16]

и РАППы[17], а двух людей сблизит любовь к солнцу и удобной жизни. Черная кошка никогда не пробежит между ними.

Гальперин навсегда останется в памяти как автор либретто к музыкальной комедии Исаака Дунаевского «Соломенная шляпка» по мотивам водевиля Эжена Лабиша. Он будет жить с двумя дочками. Маля станет художницей и выйдет замуж за художника, а вторая дочь — поэтессой. Во Внукове, вспоминает Евгений Исаакович, у Гальпериных был самый большой сад, в котором росли деревья, посаженные еще помещиком Абрикосовым. Гордость сада — яблони, самые большие в той округе. Одним из этих яблок подавился сам Александр Блок, когда был в гостях в поместье Абрикосова.

Только попав в Театр сатиры, Дунаевский узнал, что такое театральный мир и по каким законам он живет. Главным в этом мире была интрига. В то время в Театре сатиры она походила на битье посуды на сцене или удары по музыкальным тарелкам, то есть считалась почти безобидной.

Две противоборствующие группировки концентрировались вокруг двух дам: жены Феди Курихина Леши Неверовой и ее противницы Елены Хованской. Исаак Дунаевский поддерживал хорошие отношения и с той и с другой. Елена Хованская выступала вечной дублершей Неверовой. Ее поддерживали Рафаил Корф и другие. В пьесах, где было много ругани, враждующие актеры с удовольствием переругивались между собой от имени своих персонажей. Апофеоз этих отношений наступил в «Склоке».

Как-то к Дунаевскому подошел Рафаил Григорьевич Корф, человек необычайно въедливый, любящий задавать вопросы. Он славился своим умением ставить в тупик, возможно, оттого что считал себя неплохим драматургом. В соавторстве Корф написал несколько смешных пьес: «Извините за резкость» и «Довольно, бросьте», к которым Дунаевский сочинил музыку.

Характерно наклонив голову, Корф спросил:

— Я понимаю, можно написать смешную комедию, смешно сыграть роль, сделать смешные декорации. А можно ли сочинить смешную музыку? Музыку без текста, но такую, чтобы, слушая ее, зрители смеялись.

— Думаю, что можно, — ответил Дунаевский.

— Очень хорошо, докажите…

— Постараюсь.