Исаак Дунаевский. Красный Моцарт

Разговор двух мужчин плавно перетекал от рабочих дел к женщинам и женам. В любви Дунаевский считался инвалидом. Он много перечувствовал, пережил бурное неразделенное чувство. Утесов тоже слыл сердцеедом. Он с важным видом слушал исповеди Дунаевского. Это была непременная особенность его музыкального и человеческого дара. Его гениальность соседствовала с доверчивой совестью, которую надо было непременно обнажать, чтобы нормально общаться с собеседником. Так Утесов без труда узнал историю любви Дунаевского и, конечно, утешил его тем, что все это давно не ново.

Утесов охотно выслушивал драматическую историю с прекрасным концом, постоянно перебивая рассказ Дунаевского собственными любовными историями. Узнав, как мучается композитор без Зинаиды Сергеевны, он немедленно потребовал, чтобы тот перестал скрывать свою красавицу жену и выписал ее в Ленинград. Для чего предоставил свой служебный телефон. Дунаевский тут же позвонил Зине. Ответственный директор Даниил Грач согласился помочь встретить жену композитора по первому классу: с пролеткой и носильщиком.

Смолич был художественным руководителем академической оперы, и его приход в мюзик-холл воспринимался всеми как провокация. В качестве первой работы Дунаевского в мюзик-холле Николай Васильевич предложил сочинить что-нибудь смешное-пресмешное для пьесы, написанной Николаем Эрдманом и Владимиром Массом, старыми знакомыми Дунаевского. Это был новый вариант «Одиссеи» Гомера. На главную роль Одиссея утвердили Николая Черкасова, а его сына Телемака должен был играть Павел Березов. Дунаевский с радостью взялся за музыкальный материал к псевдоантичной драме.

Премьера прошла с феерическим успехом. Перед неувядающей, модно одетой красоткой Пенелопой стоит ее взрослый сын Телемак. На нем короткие штанишки, майка, незаметно переходящая в тунику, шелковые носки, укрепленные на икрах резинками. Нетерпеливо постукивая легкими спортивными туфлями, Телемак в который раз спрашивает мать:

— Сколько можно? Ну почему ты не выходишь за него замуж?

— Телемакушка, но ведь он же глухой!

— Ну и что? Бетховен тоже был глухой!!! — орет сын. Телемаку до смерти хочется выставить мать из дому. Гневно тряся головой, но не забывая при этом поправлять кокетливую прическу, сын предлагает матери все новых и новых женихов. Верная Пенелопа непреклонна. Вот если бы появился претендент, хоть немного похожий на ее без вести пропавшего Одиссея, ну, тогда дело другое, можно было бы рискнуть. Тоскует верная Пенелопа, надрывается ее сыночек Телемак. В зале гомерический хохот.

Во втором действии на сцене появляется красавец Одиссей. Он похож на бравого сержанта: вместе со своими товарищами марширует по сцене, облаченный в темную майку и чуть прикрывающие колени рисунчатые брюки гольф, в грубых шнурованных ботинках, свободно болтающихся вокруг его тощих лодыжек. Эдакий мистер Твистер. При всех обстоятельствах под мышкой Одиссей держит распухший от бумаг портфель — без ручки, но зато с массивными металлическими углами. Портфель-символ.

Одиссей изворотлив и остроумен. Может быть, не так уж и умен, зато хитрости хоть отбавляй. Он ловко выпутывается из самых трудных ситуаций, да еще при этом поет и танцует. А когда встречаются на его пути 30 обольстительных герлс, то есть древнегреческих девушек-сирен, — для этих девушек хореограф Касьян Голейзовский придумал уморительно смешной номер, — Одиссей доказывает, что и тут он малый не промах. И еще одним несомненным достоинством обладал Одиссей — свято верил в силу всякого рода справок, протоколов, резолюций. Да, этот Одиссей был странствующим рыцарем бюрократизма. Попав на остров, сплошь населенный одними злыми обезьянами, Одиссей — Черкасов, сверкая глазами из-под низкой густой челки а-ля «древнегреческий мужик», вдохновенно кричит своим спутникам:

— Братцы, погибаем. Погибаем! Пишем резолюцию. Люди умирают, а резолюции остаются!!!

«Одиссея» шла с огромным успехом, купить на нее билеты было невозможно — после первых спектаклей все распродали надолго вперед. Основные лавры достались Смоличу, Черкасову и Массу с Эрдманом. Дунаевского, естественно, отметили, но это еще не было настоящей славой. Зато внутритеатральный рейтинг Дунаевского резко вырос. К нему стали обращаться за советом, его мнением интересовались. В его кабинет зачастили люди, чтобы попросту поболтать о жизни. Это был особый успех.

Идеи Дунаевского совпадали с теми новациями, которые Утесов готовил в театре. Из вечера в вечер, прокатывая программу «Теа-джаза», он невольно задавался вопросом: а что будет дальше? Непременно надо было изобрести что-то такое, что не было бы эпигонством самого себя. Утесову нравились эффектная поза и неистребимое одесское «Беня, сделайте нам красиво». Перед разговором с Дунаевским он не спал полночи, готовя свою речь. Он любил экспромты, но считал, что они должны быть подготовлены.