Исаак Дунаевский. Красный Моцарт

…Ко всему смешному приложил руку композитор. Он сочинял музыку, и, как водится, музыка влияла на содержание. Дунаевский придумал, что Утесов садится за рояль и начинает играть дикий «диссонирующий брэд». Утесов должен был разговаривать голосом противного кокаиниста-джазиста, приехавшего покорять «рэсских дэвушек». Конферансье объявлял музыкальный номер: «Митинг в паровозном депо». В басах у Утесова звучали паровозные гудки, в среднем регистре изображался шум работающих станков, а высокие тона на верхах представляли глас народа. Это великолепное музыкальное изобретение было данью формальной техники РАПМа.

После этого Утесов плакал. Дирижер оркестра прерывал концерт, все было построено так, чтобы зритель подумал, будто у Утесова реальное горе. Дирижер спрашивал у артиста:

— Что с тобой, Костя?

Костя — Утесов отвечал:

— Слона жалко.

— Какого слона?

— Из бивней которого палочки сделаны. — И Костя показывал на свои барабанные палочки. Дальше он говорил с непередаваемым акцентом: — Представьте себе тропический «лэс», по нему идет молодой «кэльтурный» слон. Вдруг ба-бах! Выстрелы. Слон «падаэт». Подбегают люди, вырезают из слона косточки, делают из них клавиши и потом на них такую дрянь играют! «Жэлко» слона, Федор Семенович!

Это было только начало! Затем Дунаевский переделал на фокстротный лад арию из оперы «Садко» Римского-Корсакова, «Сердце красавицы» из «Риголетто» Верди и некоторые мелодии из «Евгения Онегина» Чайковского.

«Музыкальный магазин» имел феноменальный успех. И был показан, по подсчетам Утесова, более 150 раз, когда однажды на спектакль пришел тогдашний руководитель кинематографии Борис Шумяцкий, старый большевик, участвовавший в подпольной деятельности вместе с Серго Орджоникидзе. Сталин знал его как энергичного партийца, четко выполняющего приказы, в то же время понимающего искусство, любящего театр. Именно ему он поручил возглавить при Наркомпросе главк по делам кинематографии. Сталин знал, что Шумяцкий недолюбливает тогдашнего наркома просвещения Андрея Бубнова. Это был хитрый ход иезуита. Он стравливал двух крупных чиновников, но сам оставался в стороне.

После спектакля Шумяцкий зашел в гримерную к Утесову. Был ли он один — этого Утесов не помнит. В те времена руководителям такого ранга охраны не полагалось, а только секретарша-стукачка и помощник-стукач. Шумяцкий был выдвиженцем Льва Каменева и Николая Бухарина, тогдашнего главного редактора «Известий». Хоть они уже были в опале, но продолжали иметь влияние среди старых большевиков. Шумяцкий тихо поддерживал пролетарское движение, известное как РАПМ, также тихо он поддерживал связи и с Каменевым, Рыковым и Зиновьевым и также тихо был арестован в 1938 году и расстрелян как раз в пору работы Дунаевского над «Волгой-Волгой».

Борису Захаровичу Шумяцкому, члену ЦИКа, совершенно искренне казалось, что он знает кино. Более того, это он провоцировал отъезд в США Эйзенштейна с группой сподвижников, чтобы тот освоил уроки западного кинематографа. В пересказе Утесова Шумяцкий, пообщавшись с Каменевым и Зиновьевым, решил продвигать идею кинооперетты. На Западе уже существовали великолепные образцы этого искусства. Министр кино предложил Утесову снять на основе спектакля музыкальный фильм.

— «Музыкальный магазин» — это не совсем то, что надо, — ответил Утесов. — Из этого может получиться только короткометражный киноэстрадный фельетон. Уж если делать полноценную кинокомедию, то надо начать все сначала.

— Что же для этого нужно? — спросил Шумяцкий.

— Я думаю, что коллектив хороших авторов, которые умеют смеяться и знают про производство этого товара не понаслышке.

Утесов предложил Шумяцкому в качестве сценаристов использовать Николая Эрдмана и Владимира Масса, стихи — того же Масса, музыку — Дунаевского. Против Николая Эрдмана и Масса Шумяцкий не возражал. Кандидатуру поэта не обсуждал, потому что не получал на этот счет никаких соответствующих инструкций, а вот против Дунаевского высказался категорически отрицательно.

По версии Утесова, Шумяцкий был тайным покровителем идей РАПМа в искусстве, склонным к формализму, и музыку Дунаевского на дух не переносил. Хотя казалось, какие претензии могут быть к прекрасной и ясной мелодии? Тем не менее почему-то Дунаевский ни Каменеву, ни Рыкову не нравился, а вот шуткам Масса и Эрдмана их жены, да и они сами, смеялись. Утесов, правда, проявил строптивость и не побоялся отказать самому министру, сказав, что без Дунаевского сниматься в первой смешной ленте не будет. Видно, на Шумяцкого, который действительно хорошо относился к Утесову, подействовала силовая защита, и он согласился на Дунаевского, но только при одном условии. Что музыку к фильму этот Дунаевский будет писать только вместе с Утесовым. Одесскому шансонье не оставалось ничего другого, как согласиться на эту унизительную для Дунаевского поддержку. Впрочем, Утесов не думал покушаться на композиторские лавры и решил не пересказывать мнения Шумяцкого самолюбивому Дунечке, чтобы не разозлить его и не спровоцировать отказ.