Исаак Дунаевский. Красный Моцарт

— Хорошо, — согласился Дунаевский. — Только тогда вернемся к нашей теме. — И художники углубились в обсуждение сценарного хода и номеров. Так они дошли до дома Дунаевского и снова поняли, что еще не все успели обговорить. Повернули обратно. В ту ночь художникам было трудно расстаться. А в пять утра, наконец добравшись до своего номера, Александров попросил срочно соединить его с Москвой. На робкое напоминание телефонистки о времени звонка последовал приказ не соваться не в свое дело. «Поднятый, — по мнению Сараевой-Бондарь, — с постели драматург Эрдман выслушал по телефону просьбу срочно приехать в Ленинград. Деловым и нарочито будничным голосом ответил:

— Когда зритель хочет смеяться, нам уже не до смеха! Сегодня выезжаю „Стрелой“.

— И пожалуйста, вместе с Массом, — попросил Александров».

Так была восстановлена историческая справедливость. Масс и Эрдман летели в Ленинград на встречу с Дунаевским. Через день Александров, Дунаевский, драматурги Эрдман и Масс приступили к работе над сценарием. На календаре значилась дата: 1 декабря 1932 года.

Творческая группа разместилась на квартире Утесова. Поскольку даже приблизительного образца этого жанра в советском кинематографе не существовало, это раскрепощало фантазию и давало широкий простор для литературного и музыкального воображения. Начало фильма было перенесено на юг, на берег Черного моря.

Из работника прилавка Костю Потехина превратили в пастуха, отдав в его распоряжение целое стадо во главе с быком Чемберленом и покладистой коровой Марией Ивановной. Потом родился образ домработницы Анюты. Кто будет исполнительницей главной роли, еще не знали.

Тем временем слух о создании первой советской музыкальной кинокомедии дошел до Москвы. Заработали маховики идеологической машины. В газету «Комсомольская правда» стали приходить письма читателей, требующих рассказать о ходе съемок первого комедийного советского фильма. 21 декабря 1932 года произошла встреча киноработников фильма-комедии и коллектива «Комсомольской правды». Вел вечер лично товарищ Шумяцкий.

Интрига Бориса Захаровича удалась. Сталин похвалил его за рвение. Осталось немного: сделать дело. Шумяцкий говорил: «Мастера, работающие над этой постановкой, отдают себе ясный отчет во всех трудностях. Залог успеха в хорошем сценарии, яркой музыке и сильных актерах». 23 марта 1933 года «Комсомольская правда» сообщила:

«Первой ласточкой, делающей комедийную киновесну, является сценарий, написанный в исключительно ударные для нашей кинематографии темпы — за два с половиной месяца — драматургами Массом и Эрдманом в тесном содружестве с режиссером Г. Александровым и композитором И. Дунаевским».

Параллельно с музыкой для фильма Дунаевский начал работать над музыкой для бенефиса лучшего дореволюционного комика Бориса Борисова, в конце 1920-х годов вернувшегося из эмиграции в Советскую Россию и осевшего в Ленинграде. С Борисовым они вместе работали в Харькове и Москве. На правах старинного знакомого он просил Дунаевского написать водевиль «Виц-мундир». Работалось легко. Зина просила похлопотать насчет квартиры.

Начало года ознаменовалось премьерой пародии Михаила Зощенко на «Преступление и наказание» Достоевского. Ставил пьесу в мюзик-холле режиссер Давид Гутман. Премьера состоялась 1 января. Было очень весело. Художником пригласили Николая Акимова. На премьере побывал режиссер Корш-Саблин, работающий в кино. Ему очень понравилось. После премьеры он подошел к Дунаевскому и предложил писать музыку для его фильмов.

Утесов, зная склонность Дунаевского к музыкальной мимикрии — композитор поражал своими импровизациями на классические темы, — заказал Дунаевскому очередное джаз-представление «Кармен и другие». Ставили спектакль два режиссера: сам Утесов и его соавтор Арнольд Арнольд. В представлении участвовал знаменитый хореографический коллектив мюзик-холла «Сорок герлс».

«Как много девушек хороших…»

Это была зима — зима чувств. Усталость, столь неожиданная для молодого духа Исаака, сковала его душу и тело. Как будто запала клавиша, и ты нажимаешь на белый прямоугольный палец, связанный системой приводов со струной, а звука нет. В душе — нет. Еще ничего не произошло. Еще ничего не случилось. Но предчувствие чего-то важного, как ночной кошмар с лицами родных, преследовало его, проявлялось в мелодиях, случайно в них обнажалось, заставляя тревожно прислушиваться к той части самого себя, где угадывалась душа.

В какой части мозга или сердца или может быть другой таинственной области за грудиной это находится, он не представлял, но существование души уже не казалось чем-то из области нравоучительных сентенций.

Високосная зима 1933/34 года оказалась морозной. Григорий Александров, как медведь, насел на него с бесконечными просьбами, наставлениями, повторами этих просьб. На него, в свою очередь, давил Борис Шумяцкий. Все с каким-то маниакальным упорством пытались создать смешной фильм для красного бога и его народа.