Искры

Мужик оглянулся на сарай, где сидел управляющий, тихо сказал:

— Да, вишь, какое еще дело… Он же сидит и все могет увидеть, кто тут какое дело делал, а потом с меня три шкуры сдерет. Управляющий. Потому и нет охотников, а то мы давно разобрали бы ее, скотину-то, по дворам.

— Не сдерет… Мы его сейчас далеко отправим, — ответил Ткаченко, а сам подумал: «А куда мы денем его? Черт его знает. Опять в сарай придется к тем молодцам, что бюллетень срывали».

А мужик уже кричал:

— Санька! Ванька! Гришка! Все сюда! Живо!

Леон, стоя в кругу мужиков, говорил:

— Совет депутатов рабочих поддержит вас, крестьян. И вам нечего надеяться, что правительство само даст вам землю. Отбирать ее надо у помещиков. А чтобы защищать эти завоевания революции, надо вам немедленно создать революционный крестьянский комитет и вооруженную дружину, сместить хуторскую власть — старосту и волостного старшину — и держать тесную связь с нами, с Советом…

Несколько часов Леон провел с крестьянами. Он рассказал им о том, что происходит в стране и в столицах, познакомил с задачами социал-демократической партии, осмотрел имущество, ходил по имению помещика, и все время его не покидала мысль: «Нет, Совет депутатов рабочих — это не только орган рабочих-стачечников… Это орган восставшего народа».

Вернувшись в Югоринск, Леон сообщил обо всем, что видел в имении, на заседании президиума и внес предложение — послать депутатов в ближайшие хутора для создания там революционно-крестьянских комитетов.

Кулагин тотчас выступил с протестом и заявил:

— Я считаю, что товарищ Дорохов превысил свои полномочия как председатель Совета и ведет нас к тому, что мы растворимся в мелкобуржуазной крестьянской стихии, в мелочных хлопотах о муке для граждан, о снижении квартирной платы, с чем нас осаждают обыватели. То есть мы теряем лицо боевого органа бастующих рабочих.

— Совершенно правильно, — поддержал его Ряшин, — Пусть крестьянскими делами занимаются политические организации и сами мужики. Не дело Совета поощрять частнособственнические интересы мужика и делить помещичье имущество ради обогащения крестьянских хозяйств и усиления, тем самым, позиций капитализма в деревне. И уж если говорить о деревне, то политическая программа революционного движения в крестьянском вопросе должна строиться, исходя из интересов родственной пролетариату группы — батраков.

— Сколько раз вам надо говорить, что мы переживаем первый этап революции — революции буржуазной, а не социалистической? — вступил в спор Лавренев. — Ваша, меньшевистская, конференция рекомендовала создавать сейчас именно крестьянские комитеты вообще для работы среди крестьян, а не батрацкие комитеты для работы среди батраков, как вы сейчас говорите… Путаники вы!

И опять разгорелись споры. Леон видел, что депутаты колеблются, и сказал Овсянникову:

— А почему ты молчишь?

— Сейчас выступлю. Я сторонник совместных действий всех трудовых граждан. Крестьяне — это те же труженики, что и рабочие, и мы должны идти вместе с ними. А форма меня не интересует — Совет будет руководить ими или политические партии.

Леон качнул головой, сказал:

— У тебя все «труженики», как будто у нас уже нет капитализма.

После долгих споров Совет постановил послать своих уполномоченных на хутора. Но когда начали называть кандидатов, вновь разгорелись споры.

Лавренев, видя, что Кулагин добивается, чтобы на хутора были посланы его сторонники, предложил поручить председателю назначить кандидатов по своему усмотрению.

— И тут вы хотите диктаторствовать? Нет уж, хватит! — запротестовал Кулагин. — Я заявляю вотум недоверия президиуму в этом вопросе и рекомендую избрать уполномоченных демократическим путем на пленарном заседании Совета.

Ткаченко возмущенно спросил:

— Да вы, «союзники», скоро перестанете ставить палки в колеса?

— Дельный вопрос. Надоело слушать, язви их, — подал голос дремавший дед Струков.

— А ты, спи, спи, старик!

— Да и уснешь от ваших речей… Давай мне слово, Леон. Срочно дай, пожалуйста, — рассердился дед Струков и, не дождавшись разрешения, сказал — Дорогие товарищи, свободные граждане! Уморился я слушать этих болтунов!

— Это безобразие — так выражаться!

— А это не безобразие, — вместо того, чтобы заниматься революционными делами, каждый день спорить и спорить и морочить народу голову, язви вас совсем с такой политикой! Не давать им слова, никакого слова не давать Ряшину, Кисляку и Кулагину — вот мое предложение, как депутата!

— Так их, дед, так!

— А то как же?

Леон встал и строго сказал:

— Все, товарищи. Больше слова никому не дам.

Ряшин пошептал Леону:

— Леон, это не комитет. Нельзя так. Где же демократия и свобода слова?

— Тише, товарищи! — обратился Леон к депутатам. — Решим вопрос большинством голосов…

Из задних рядов одобрительно послышалось:

— Давно пора бы, — И к столу направились Лука Матвеич и Александров.

Леон не заметил, когда они вошли, потому что в зале было полно народу, и с радостью объявил: