Искусство. О чувстве прекрасного – ведущие эксперты страны

Тут это же изображение, что приношение Авраама. Есть Авраам, человек с мечом. Есть его сын Исаак, которого ему было велено принести в жертву. Сын Исаак несет хворост для того, чтобы его тело было потом сожжено. Есть ангел, который в последний момент останавливает меч. И эта сцена в христианской традиции интерпретировалась, как предвозвестие будущего распятия Христа.

И он был заменен, жертва человеческая заменена на животное.

Да. Соответственно, получается, что волхв приносит Младенцу Христу изображение сюжета, который предвозвещает его будущую крестную муку. То есть для спасения человека. Но почему-то вот под этим, без этой детали, обыкновенным сюжетом сидят явно демонической натуры жабы. Жабы, которых Босх очень любил, помещал в гигантское количество своих сюжетов. И они всегда, понятно, отсылают к дьяволу, его подручным, к идее нечистоты и всему прочему. Это было не только у Босха. Это было и до него.

Жаб не любили.

Жаб не любили. Идея, что все эти копошащиеся в земле, земноводные, черви, пауки, скорпионы, – это дьяволово царство.

Гады.

Гады, да, они гады во всех смыслах этого слова. Идея была абсолютно универсальна. И у Босха по всем контекстам,

где жабы присутствуют множество-множество раз, понятно, что это персонаж дьявольский. И когда дар Христу, явным типологическим значением отсылающий к его собственному распятию, покоится на жабах, что это? Объяснение более простое состоит в том, что на самом деле жабы – это не часть предмета, и оно не покоится на жабах, а жаб будущее распятие попирает.

Соответственно, этот сюжет означает, что Христос своей крестной смертью победил дьявола. Обычная идея, которая, собственно, здесь и должна присутствовать. Но поскольку часто такие персонажи, которые стоят, а-ля атланты, под предметом, являются все-таки его опорой, а не попираемы, то, естественно, часть историков говорит о том, что это часть предмета, и потому это окрашивает сам предмет в дьявольские тона и, соответственно, мы смотрим на еще одного волхва.

Вернемся к нашему чернокожему волхву в белом, совершенно прекраснейшая фигура.

Они, кстати, все очень богатые люди.

Они богатые, потому что они, во-первых, мудрецы. Не простые мудрецы, состоящие на государственном коште и получающие крошечную мудрецкую зарплату. Они – короли. Существует представление о том, что они правители.

Даже такая вот штучка, изображающая жертву, в общем, – специальный заказ скульпторам, дорогая работа, занимавшая много времени.

Безусловно. Мы, правда, к сожалению, ничего не знаем о том, какая мастерская работала на волхвов.

А вы думаете, это серийное производство? И они даже раздавали подарки?

Да, конечно. Естественно. Множество мессий. Это такой прекрасный еретический сюжет, который можно вести.

Чтобы изготовить такую штучку, надо несколько месяцев труда. А известие о рождении младенца пришло вдруг. Точно работа над статуэткой началась раньше, до рождения.

То есть она была заготовлена.

До известия.

Это точно прекрасная гипотеза, которая может украсить множество работ по Босху. Если посмотреть на волхва чернокожего, то на воротнике его костюма какие-то странные тернии. Но главное внизу. Есть вышитый пояс, и на нем изображены сирены, мужская и женская, в виде помеси человека и птицы. Какие-то странные птички, которые клюют плоды. И сирена в средневековой иконографии – это часто символ, опять же, ассоциирующийся с миром зла, с похотью, с такой нелегитимной сексуальностью. И когда такого рода существо вдруг неожиданно появляется на волхве, опять же, поднимается вопрос, что это за волхв и почему он таков. У волхва есть слуга. Тоже чернокожий мальчик в красном одеянии, стоящий сзади. И у него внизу вообще изображено некое пожирание.

Эти же сюжеты уже из другой картины Босха, которую в самом начале упоминали.

Возможно, так.

Вот эти чудовища, которые проглатывают друг друга.

Пожирают друг друга. То есть, возможно, это изображение каких-то демонов. В любом случае, одно чудовище, пожирающее другое чудовище, – это мало благочестиво, не слишком святой сюжет. Странные волхвы со странными дарами, странным Иродом либо антихристом и в странном антураже.