Искусство. О чувстве прекрасного – ведущие эксперты страны

Вот хижина. Базовая идея всей христианской традиции состоит в том, что царь царей, царь небесный родился в скромнейшей хижине, потому что для его святого семейства не нашлось места в гостинице вифлеемской. То, что хижина была очень проста, противопоставляется той роскоши, в которой живут цари мира сего. Соответственно, скромность – она святая. Но эта хижина тоже какая-то немножко необычная. Например, в ней сидит сова, по ней бегают ящерицы, то есть гады.

Сова – тоже один из любимейших босхианских созданий, тоже ассоциирующееся с тьмой, ночью. И в средневековой традиции до Босха есть тексты, которые сравнивают тех еретиков, иудеев, поскольку они не признают света христианской истины, следственно, они пребывают во тьме. Тьма – это дьявол. Сова – это тьма. Соответственно, еретики и иудеи связаны с совой. И когда у нас и хижина приобретает какой-то странный ореол не просто бедности, не просто развала, руинированности, но и вот этой нелегкой демоничности, то, соответственно, к Босху возникает вопрос, на который он сам не может ответить.

Потому что враги везде. Они всюду шныряют, ползают.

Пятая колонна.

Да.

Пятая колонна, состоящая из трех волхвов и одного антихриста. И как бы проблема в том, что никакого единого ответа, который мог бы объяснить, почему это так, такой единый ключ, у нас нет. Мне кажется все-таки самой правдоподобной идея о том, что на самом деле, он, конечно, не изображал никаких демонических волхвов, а Босх такой мастер экзотизации. Есть идея, что волхвы пришли с Востока, что они язычники. И потому Босх, чья фантазия в изображении инаковости все время уходила намного дальше, чем у большинства его современников (а язычество, даже если оно тут признает Христа, – это ассоциация с демоническими существами, странными сюжетами), изображает этих язычников по максимальной экзотизирующей языческой программе. Не придавая им самим негативного демонического смысла и не подразумевая, что на самом деле это не поклонение волхвов, а отрицание волхвов. Или что эти волхвы вовсе не признают Иисуса, а каким-то образом преподносят ему какие-то потаенные алхимические, астрологические, дурные дары. О чем периодически пишут историки. То есть я думаю, что идея, попытка найти в сюжете то, что его перевернуло бы на 180 градусов, на самом деле, скорее, ложная.

Удивительно. Понимаете, все было в руках самого Босха. Он ведь мог поприличнее одеть волхвов, чтобы те пришли поприветствовать сына Бога. Но тем не менее он их одел именно таким образом, со всякими чудовищами по подшитым плащам.

Зачем картине рама

Мы привыкли к тому, что картины в галереях висят в обрамлении. Одни рамы пышные, золоченые, другие скромнее, а иногда это даже не рамы, а тонкие деревянные рейки, которые приколотил сам художник. При этом очевидно, что багет может усиливать впечатление от картины, а может картину и убить. Какие есть правила и традиции в выборе рам для картин?

Вы меня сразу же поразили этим вопросом, потому что я не знаю ничего ни про правила, ни про традиции выбора рам для картин. Но я знаю другую вещь. Когда мы смотрим на картину, потом смотрим на раму, они существуют в нашем сознании независимо друг от друга. Мне кажется, это самая интересная история. В центре на картине могут быть изображены всевозможнейшие ужасы, как «Апофеоз войны» Верещагина, или что угодно еще. При этом она обрамлена в золото, финтифлюшки. И мы не видим между тем, что внутри, и тем, что снаружи, никакого противоречия. Мы смотрим на изображение и на его обрамление как на две несопряжимые друг с другом сущности. Это, скорей, наша особенность восприятия.

Один раз я попытался, пройдя по музею, сфотографировать стыки между картиной и рамой, чтобы показать, как часто ровно, в каком-нибудь углу, изображена, не знаю, на картине передвижников страдающая нищенка, плетущаяся по дороге, а рядом как раз какой-нибудь золотой завиток. И сколько таких мест, абсолютно их не счесть.