Искусство. О чувстве прекрасного – ведущие эксперты страны

А то, что основной корпус стоит на сваях, в этом есть какой-то технический смысл или это просто какое-то эстетическое решение?

На мой взгляд, это всегда двойственно. Сочетание этих двух вещей. Потому что, если мы почитаем труды этих архитекторов, то они, конечно, от красоты полностью отрекаются, и говорят: нет, нам это неинтересно. Нам важно учесть, чтоб первый этаж не был неудобен, темным, сырым. Давайте лучше будем, там, делать.

Начнем сразу со второго.

Да, начнем сразу со второго, откажемся от первого этажа. Но, с другой стороны, мы понимаем, что в этом есть некоторая эстетика. И она не случайно рождается. Она очень созвучна тому, что происходит в это время и в живописи, и в поэзии. Вспомните, у Маяковского: «В небеса шарахаем железобетон». Вот и авангардисты делают буквально это. Они берут железобетон, но не придавливают его к земле, а поднимают его в небеса. Еще одна очень важная вещь. Мы видим, что у здания полностью стеклянный экран. Четырехэтажный дом, и у него сплошная стеклянная стена.

Авангард – это архитектура, искусство скорости, динамики, нового машинного века. Поэтому ничто не должно быть вечно, ничто не должно быть на месте. Все должно быть в движении, в том числе и пространство. И поэтому нет границы между внутренним и внешним пространством. Стараются по максимуму стереть. Что такое мой интерьер, когда я сижу в этом здании? Обоев нет. Мой интерьер – это люди, которые там ходят, это деревья, которые там растут, это машины, которые ездят, они вместо обоев. И наоборот, когда здание подсвечено вечером. Что такое его фасад? Это больше не лепнина, не колонны, а это люди и мебель, которые расставлены, которые все видны снаружи, когда ты смотришь на это здание.

Эстетически понятно. А практически, смотрите, это определенная гидроизоляция. Это отопление, которое невозможно в деревянной избе, чем меньше окошко, тем, соответственно, меньше улетает. То есть здесь появились и в этом смысле инженерные другие возможности, да?

Здесь на самом деле очень спорно, во-первых, никаких особо инженерных вещей нет, все еще размер оконных листов довольно маленький. Это еще даже не 1960-е, и тем более не Москва-сити и современные небоскребы. Единственный способ это гидроизолировать – полуметровое расстояние между оконными рамами. Поэтому это, конечно, на мой взгляд, чистая уступка эстетике в ущерб целесообразности.

Было ли там тепло? Это ж не стеклопакет.

Да-да, очевидно, что отапливать это было гораздо сложнее, чем если бы они просто сделали кирпичные стены. То есть идея о том, что авангард – это архитектура целесообразности, она слишком преувеличена, они так пытались сделать вид. На самом деле там очень много эстетства, которое абсолютно не выдерживает никакой критики с точки зрения расходов финансов или расходов на эксплуатацию, на поддержку здания потом в работоспособном состоянии. А вот это ощущение текучести везде есть. Вот лестничная клетка, с нее я вижу помещение, из помещения я вижу следующее помещение, отовсюду я вижу улицу. То есть пространство все время течет.

Оно, безусловно, интересно. Оно разнообразно, оно дает огромное поле для фантазии, ассоциаций. В этом смысле это, конечно, совершенно другая архитектура.

Да.

И другое качество жизни.

И я хотел бы вернуться к вашему слову «конструктивизм». Было время, как и в литературе, так и в искусстве, когда были всякие «измы». Там, эгофутуризм, кубофутуризм, лучизм, фовизм. В общем, «измов» было миллион. В архитектуре было что-то типа того. Конструктивисты были одним конкретным творческим объединением. Типа НКО. Вот мы с вами собрались и сделали некоммерческую организацию. У нас десять человек. Все мы конструктивисты. А остальных они конструктивистами не считали, например. Наоборот, они считали, что все остальные ошибаются, естественно, только они правы, они конструктивисты, а все остальные неизвестно кто. Формалисты и так далее. Один из моих любимейших конструктивистов как раз – член этой группы Иван Леонидов. Автор нереализованного института Ленина на Воробьевых горах, проект 1927 года. Чистая абстракция. Огромный шар под библиотечный зал, читальню. Огромный параллелепипед стеклянный – книжное хранилище. И все на гигантском цилиндрическом постаменте стоит. Ну, опять-таки, это ощущение нового пространства текучего мы тоже здесь чувствуем.