Читаем Исповедь бывшего журналиста. Тайны российской журналистики от перестройки до наших дней полностью

Поскольку надеяться в этой ситуации на аккредитацию в СБУ в качестве корреспондента российского издания было почти нереально, я решил подать заявку как американский журналист – благо я постоянно живу в США и регулярно пишу в американские СМИ.

Все получилось. В СБУ мне выдали аккредитационное удостоверение, где слово «журналист» по-английски почему-то было написано как «zhurnalist», а также пропуск на «временно оккупированную зону», то есть в ДНР.

Увы, и с этими документами чувствовал я себя все равно не слишком комфортно, так как периодически появлялась информация о том, что украинские спецслужбы «разоблачили» как шпиона очередного российского журналиста.

К тому же, на многочисленных блокпостах украинские военные реагировали на российский паспорт (а он нужен в дополнение к пропуску) приблизительно так же, как бык на красную тряпку.

В конечном итоге, правда, пропускали, но вопросов было уж слишком много. Тогда я стал показывать военным карту постоянного резидента Соединенных Штатов. И хотя на ней крупно было написано, что этот документ «не является паспортом гражданина США», служивые охотно принимали меня за американца и даже пытались говорить со мной на языке, который они считали английским.

Однако, один раз я все-таки «попался». Я только что вернулся из ДНР, и в моей фотокамере, которую пожелали посмотреть украинские военные, обнаружились снимки ополченцев.

И хорошо еще, что я ними в обнимку не сфотографировался. А ведь иногда сами журналисты (особенно этим грешат нынешние репортеры) по глупости даже с оружием позируют – тогда вообще конец!

Но и без того старший блокпоста преисполнился бдительности: «Вы, парень, какой-то очень «крученный». Куча американских документов, российских; ну, а фотки у вас вообще чудные. Да и перепустка (пропуск по-украински – И. Р.) дюже на фальшивую тянет.

Может, вы наводчик российский, а может и шпион. В общем, пусть приедут сюда люди из СБУ и пообщаются с вами».

Общение с эсбэушникми получилось мирным. Но все могло быть и хуже. Службисты сообщили мне, что мне повезло, что на месте был человек, выписавший мне пропуск, а то бы меня «задержали до выяснения подробностей».

Не всегда находил я взаимопонимание и с украинскими обывателями.

«Да нет, мои львовские друзья не будут общаться с российским журналистом, это исключено!» – огорошил меня знакомый киевский репортер.

После этого, договариваясь об аренде квартиры в Донецк, я представился американским журналистом (что тоже правда) русского происхождения и снова неудача. «Будете писать о том, что нас правильно там (на территории ДНР/ЛНР) убивают! Мы ненавидим вас, американцев, так же, как и «укропов». Нет у меня жилья для пособников убийц!» – написала мне местная женщина.

Тогда я решил говорить, что просто пишу книгу об Украине. Но как только я спросил венгерского журналиста из Закарпатья, есть ли среди местных венгров сторонники автономии, связь прервалась. С тех пор мой несостоявшийся собеседник больше ни разу не взял трубку. С тем же результатом завершилось мое общение с представителем украинской христианской организации, помогающей беженцам с Юго-Востока. Прямо мне в интервью не отказывали, но писали какие-то очень туманные ответы и даже отказывались дать номер телефона.

В конечном итоге после многодневной переписки христианин дал мне телефон какой-то другой благотворительной организации. Как мне кажется, его отпугнуло то, что меня интересовали не только проблемы, но и настроения в обществе.

– Поддержка автономии – это сепаратизм, то есть уголовная статья, да и вопрос о настроениях в регионе, где служба безопасности отлавливает «пособников террористов», очень скользкий, у нас нужно быть очень осторожным в общении с людьми, – объяснил мне местную специфику украинский правозащитник.

Другой особенностью современной Украины является крайняя нетерпимость к другому мнению местных журналистов. За короткий период времени я успел там поссориться по крайней мере, с тремя приятелями, с которыми великолепно ладил до начала конфликта.

Например, один донецкий журналист, работавший на российские СМИ, зачислил меня я во враги после того, как я спросил его, почему он, русскоязычный человек, воспитанный на Пушкине, Толстом и Достоевском, считает себя украинцем.

– У меня был размеренный быт, две квартиры, две машины и т. д., даже постоянное кресло на любимом стадионе «Донбасс-Арена», и тут приходит Россия и ради какой-то долбанной игры-войны с американцами все это уничтожает.

Миллионы исковерканных судеб! «Полтора миллиона человек бежали из своих домов!» – говорил он, буквально срываясь на крик. – А ты меня спрашиваешь: «А как же великая культура, Пушкин и Достоевский»? А носители великой культуры выкинули ценителей Пушкина и Достоевского из их домов, не разбирая.

Да, я русский по языку и пишу на нем, но мои дети пятый год скитаются со мной по съемным квартирам. Постоянное вранье ваших СМИ – вот и вся великая культура, и альтернатива, которую вы предлагаете Украине и ее русским. Политическая украинская нация формируется именно сейчас, и делает эту нацию Путин».

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции
1917: русская голгофа. Агония империи и истоки революции

В представленной книге крушение Российской империи и ее последнего царя впервые показано не с точки зрения политиков, писателей, революционеров, дипломатов, генералов и других образованных людей, которых в стране было меньшинство, а через призму народного, обывательского восприятия. На основе многочисленных архивных документов, журналистских материалов, хроник судебных процессов, воспоминаний, писем, газетной хроники и других источников в работе приведен анализ революции как явления, выросшего из самого мировосприятия российского общества и выражавшего его истинные побудительные мотивы.Кроме того, авторы книги дают свой ответ на несколько важнейших вопросов. В частности, когда поезд российской истории перешел на революционные рельсы? Правда ли, что в период между войнами Россия богатела и процветала? Почему единение царя с народом в августе 1914 года так быстро сменилось лютой ненавистью народа к монархии? Какую роль в революции сыграла водка? Могла ли страна в 1917 году продолжать войну? Какова была истинная роль большевиков и почему к власти в итоге пришли не депутаты, фактически свергнувшие царя, не военные, не олигархи, а именно революционеры (что в действительности случается очень редко)? Существовала ли реальная альтернатива революции в сознании общества? И когда, собственно, в России началась Гражданская война?

Дмитрий Владимирович Зубов , Дмитрий Михайлович Дегтев , Дмитрий Михайлович Дёгтев

Документальная литература / История / Образование и наука