Испытание на прочность: Прощание с убийцей. Траурное извещение для знати. Выход из игры. Испытание на прочность.

Иногда я вижу тебя. Иногда я вижу тебя как наяву.

Только иногда?

Вот какой у них вид, сообщается в записи, сделанной день спустя: бледные, осунувшиеся, собственно, уже и не лица — обтянутые кожею черепа со стеклянными, жесткими глазами, одинаковыми, как у манекенов.

У нас больше нет собственных лиц. У всех у нас одно лицо — лицо солдата, которому приказано удержать оборону либо погибнуть.

Ты и вправду еще помнишь свою книгу?

Да. Настолько, что она мне снится.

Видь поменьше снов.

Рота, куда был направлен Ц. А., или точнее — оставшаяся от нее горстка, отступает под натиском американских танков. Командир роты не в себе. После жарких разногласий командование принимает оберлейтенант Ратман. Отвечать перед солдатами, считает Бекер, уже больше не за что. Слава богу, что хоть есть еще такие офицеры, как Ратман, думающие о солдате, — опытные, хладнокровные, самоотверженные. Какую-то деревушку рота обороняет без потерь. При отходе откуда-то снова появляется смещенный командир, раненый. Никому до него дела нет.

Ратман делит роту на две группы, одну из которых ведет сам, а вторую поручает Ц. А., чтобы тот прикрывал их огнем. Группа Ц. А. оказывается в тылу танкового прорыва американцев и под сильным пулеметным обстрелом зарывается в землю. В конце концов ей все же удается выйти к мосту через канал — обусловленному месту сбора, расположенному на участке немецкой дивизии. Воссоединившаяся рота переправляется через канал и добирается до местечка Финале, находящегося в двенадцати километрах на другом берегу Панаро. Ц. А. идет бок о бок с Ратманом. Тот спрашивает: Думаете, мы победим?

Автор удивляется столь откровенному вопросу молодого офицера. Сам он давно себя спрашивает, что будет с Германией после поражения. Он предвидит голод, безработицу, неотапливаемое жилье в развалинах домов.

Ратман: Как по-вашему, мы в чем-нибудь виноваты, к примеру вы и я?

За обер-лейтенанта Бекера отвечает Ц. А.: Нет. Мы защищали жизнь свою, своих солдат и своего народа. Любой другой, будь то француз, англичанин или русский, поступал так же. Мы были слепым орудием в чужих руках, и потому истинных виновников следует искать не здесь.

Дело дрянь, говорит Ратман, писал Ц. А. Про себя он думает: Орудие в чужих руках. Время нашей ответственности придет после окончательного краха.

Длинными колоннами к Финале тянутся телеги, танки, грузовики, пешие солдаты. Те, кто уже не в состоянии идти, садятся на все, что едет. Какой-то фельдфебель на вездеходе подбирает Ратмана и Ц. А. Когда фельдфебель застревает в пробке, они вылезают из машины и идут вперед, чтобы на мосту у въезда в город дождаться своих людей.

По мере приближения к мосту затор техники и людей становится все безнадежнее. На обочине дороги валяются ящики из-под патронов, убитые лошади, брошенное снаряжение. Это под вечер американские истребители прошлись по отступавшим трассирующими. Уже совсем рядом с Финале, возле моста, два убитых солдата в плоской воронке. Один из них раздавлен танком.

На мосту выставлен наряд полевой жандармерии. Ратман и Ц. А. получают предписание явиться к военному коменданту Финале. Тот не знает, что им приказать, к какому делу приспособить. Обстановка такова, что в Финале следует создать предмостное укрепление. Американские танки прорвались с обоих флангов и подходят к городу. Необходимо любой ценой удержать мост, иначе отступающие будут отрезаны от основных сил. Почти наверняка американцы попытаются этой ночью овладеть Финале.

Обер-лейтенант Бекер вопросительно смотрит на Ратмана. Тот говорит: Нам нужно назад, к своим.

Едва Ц. А. собрался сказать, что рота теперь находится в подчинении жандармерии и уже вряд ли ее вызволишь, как вдруг (точно в подтверждение его слов, пишет автор) начинается сущий ад. Американцы пошли в наступление. Забаррикадировавшиеся в городе партизаны поддерживают их огнем с крыш. В колоннах паника. Все кидаются к домам, в подворотни. Кое-кто отстреливается; Ратман возвращается к мосту и там гибнет. (Ц. А. пишет, что о судьбе его узнал от однополчанина, которого встретил позже.) Сам Ц. А. перебежками и ползком пробирается в комендатуру. Она пуста. Посреди комнаты стоит стул. Обер-лейтенант Бекер садится на него и засыпает.

Луна продолжала медленный восход. Земля под нею была такой мягкой, такой ровной, что казалась затерянным миром; такой же всеми покинутой, какой ощущала себя Августа. Одна только мысль свербила в ее голове: Может ли сейчас упасть желтый шар? Упади, пожалуйста, сделай одолжение. Йоханна говорит, будто твоя смерть на моей совести, Ц. А. Кто первым сказал эти слова — ты? Лишь дойдя до точки, я желала тебе скорейшей смерти. Думала, тогда-то наконец буду свободна.