Испытание на прочность: Прощание с убийцей. Траурное извещение для знати. Выход из игры. Испытание на прочность.

Августа крепко поцеловала тетину руку, отпустила ее, взяла другую и стала массировать.

А знаешь, Йоханна сказала, что его смерть на моей совести.

Давно?

Позавчера по телефону, когда они сообщили мне о случившемся.

Тетя Хариетт молча поглядела на Августу. Когда она молчит, то кажется смертельно усталой, подумала Августа. Перед дорогой ей надо бы полежать. Как это я сразу не сообразила?

Любая смерть воспринимается как укор, сказала тетя Хариетт. И чуть погодя добавила: Все дети убивают своих родителей, хотя бы тем, что продолжают жить после их смерти. У меня никогда не было детей, может, потому мне и виднее.

Она погладила Августу по голове. И поскольку Августа не отозвалась на ее слова, спросила: Хочешь, выпьем по глоточку?

На столе стояла бутылка, завернутая в папиросную бумагу и перевязанная у горлышка широкой синей шелковой лентой. Августа встала и сняла обертку. Увидев, что бутылка уже на три четверти пуста, она расхохоталась: Знакомые штучки! Только вот уж не думала, что здесь у тебя яичный ликер!

Она наполнила две рюмки и завернула бутылку обратно в бумагу: это тоже было частицей прошлого. И комната эта, обставленная белой лакированной мебелью в стиле модерн, тоже была чем-то вроде айнхаузской клетки.

Вы что же, в самом деле никогда друг друга не понимали? — спросила тетя Хариетт.

Нет, было раз, в пустыне, когда после моих выпускных экзаменов мы с ним поехали в Сахару. Мы там пробыли вместе три дня, а потом он улетел в Найроби.

Августа принялась ходить взад-вперед. Тетя Хариетт следила за нею. Конечно, мне есть в чем себя упрекнуть, сказала Августа, впрочем, его тоже. Но когда Йоханна винит меня в его смерти… Я спасла свою жизнь. Порой от сознания этого меня охватывает такая эйфория, какую могла бы испытывать бочка, на которой разом лопнули все обручи, но я спаслась буквально в последнюю минуту, так что даже не верю в свое спасение.

Тетя Хариетт сказала, что своим расхаживанием Августа действует ей на нервы. Она сказала: Как ты смотришь на то, чтобы отправиться завтра? Выедем пораньше, тогда я высплюсь перед дорогой, да и ты ночь поспишь. И знаешь, давай поедем через Висбаден. Все равно ведь по пути.

Да, по пути, сказала Августа, но почему именно через Висбаден?

Я там гостила у него в войну, правда всего один день, но провели мы его славно. Или ты против? Боишься, мы опоздаем в Айнхауз?

Нет, сказала Августа, похороны только послезавтра.

Тетя Хариетт позвонила портье и заказала для Августы номер, после чего легла на кушетку. Августа накрыла ее шерстяным пледом. Тетя Хариетт лежала на спине. Она говорила закрыв глаза, и это тоже было как прежде, только вот ее бескровное, осунувшееся лицо напоминало теперь маску, у которой шевелились одни губы. Августа испуганно отвела взгляд.

Тетя Хариетт снова заговорила о Ц. А. Я ведь знала его еще ребенком, сказала она. Он обожал свою мать и был куда больше похож на твою бабушку, чем на моего брата. Брата моего он ненавидел, ведь тот держал его в черном теле и никогда не давал ему ходу, даже когда Ц. А. женился; да и поместье отошло к нему лишь со смертью отца. К тому времени ты уже была на свете. Ц. А. тогда все говорил, что со своими детьми построит отношения иначе. Он вообще много чего говорил.

В дверь постучала горничная. Августа встала и пошла за нею по коридору в приготовленную для нее комнату.

Августа бросилась на кровать. Прямо так, в одежде. Маска, у которой шевелились одни губы. Детская мечта: быть безглазой, а если иметь глаза, то видеть не все. Оттого что Ц. А. беспрестанно говорил о своей смерти, Августа начала бояться за жизнь тех, кого любила. Оттого что беспрестанно говорилось о смерти Ц. А. и оттого что невозможно было спастись от его похоронных монологов, Августе казалось, что людей на свете больше умирает, чем живет. Она пыталась освободиться от этого кошмара, но как раз эта часть детства упорно не отпускала ее от себя.

Устроить пустыни, большие, общественные, где каждый мог бы выкричаться: от горизонта размеренным шагом приближался верблюд, на нем сидел мужчина, следом шла женщина. Они медленно пересекали пустыню по сверкавшему на солнце песку, по морю песка и соли, а на горизонте птичьим крылом висела узкая полоска миража. Седок увеличивался на глазах. Женщина увеличивалась на глазах. Она шла той же неторопливой поступью, что и верблюд.

Наблюдая за этим видением, Августа заснула. Она предвосхитила свой сон. Спала она долго. А когда проснулась, за окном были сумерки, только неизвестно какие — утренние или вечерние.

Часы показывали половину девятого. Августа опрометью кинулась в ванную, приняла душ и оделась.

Тетя Хариетт еще не вставала. Я позвонила в Айнхауз и сообщила, что не приеду, сказала она Августе. Знаешь, у меня на это просто нет сил. Не сердись, мне что-то нездоровится.

По словам тети Хариетт, Олимпия расплакалась: она твердо рассчитывала, что тетя приедет. Потом она спросила, когда ждать Августу.

Августа стояла возле тетиной постели. Жалко! Я так радовалась нашей поездке…