Испытание на прочность: Прощание с убийцей. Траурное извещение для знати. Выход из игры. Испытание на прочность.

Ты еще хорошо помнишь свою книгу?

Да, настолько, что она мне даже снится.

Ответ этот, понятно, мог относиться только к пережитому в Италии, хотя Ц. А. никогда и не пояснял, что, собственно, ему снится.

До того как попасть в Болонью и в Финале, он жил как у Христа за пазухой. Зато всего лишь за одну неделю своего добровольного бегства вперед он подвергся такой опасности, какой в его жизни еще не бывало; вызванный на поединок, он защищался и, чтобы удержать в памяти пережитое, полтора года спустя взялся на меблированном чердаке за перо. То, что он пережил в Италии, прочно отпечаталось в его памяти, ибо потом он снова зажил как у Христа за пазухой — так по крайней мере гласил тезис Августы. Ежегодно уезжая в Африку охотиться на крупного зверя, он стремился искусственно еще раз подвергнуть себя смертельному риску, воскресить час испытания

(в той форме, какая подходила ему как дворянину и светскому человеку), к тому же и говорить об этом не возбранялось. Говорить же о войне и увиденном на фронте он не желал: совесть не позволяла. Тут он отличался от многих своих друзей, которые с удовольствием вспоминали войну, причем как хорошие, так и плохие времена. Ц. А. никогда не поддерживал эти разговоры, но и не останавливал друзей, моловших разный вздор про то, что война спаяла нашего брата, или (и) про то, что у каждого для товарища было открыто сердце, или (и) про то, что все друг друга по-человечески понимали и были друг с другом людьми. Говоря все

, эти люди имели в виду самих себя и сравнивали тогдашние человеческие времена с временами нынешними — холодными и трезвыми, где все построено только на расчете.

Чтобы попасть в Висбаден, пришлось все-таки сделать изрядный крюк. Был уже первый час, когда Августа оставила машину у курзала и направилась в квартал особняков, по соседству с городским парком. Где-то здесь Ц. А. с Олимпией снимали жилье, когда в войну она приезжала к нему.

Плодитесь как кролики

, пожелал им дед Августы. Она представила себе эту сцену — во время войны, в день их свадьбы или помолвки. В каком месяце и какого числа была сказана эта фраза, значения не имело. Плодитесь как: дедова поза, его интонация, выражение его лица. Любовь: физиология. Дети: помет. Презрение.

Августа не помнила деда. От старых батраков в Айнхаузе она слышала, что те обходили его за версту. По их словам, он был неуступчив, крут и в своей неуступчивой крутости доходил до самодурства.

Августа принялась воображать, как это все было.

Плодитесь как

— время военное. Олимпия жила в Гольштейне, в деревне, Ц. А. — в Висбадене. Спаривание и разлука, затем снова — спаривание и разлука. В окрестностях Висбадена Ц. А. стрелял кроликов. Бывая свободен от дежурства, днем он спал, а ночи просиживал в офицерском казино или в баре отеля, оккупированном комиссией.

Где-то идет война, писал Ц. А. Можно было бы подумать, что ее и вовсе нет, если бы не беспорядочные бомбежки на всем пространстве между Рейном и Майном. С крыши висбаденского отеля он невооруженным глазом наблюдал пожары в Майнце и неподалеку от Франкфурта. Он писал, что это были кошмарные ночи, а наутро по улицам маршировали отряды гитлерюгенда и горланили:

Мы будем всегда в походе,Пусть мир разлетится в прах.

Олимпия выбиралась в Висбаден раз в году. (И раз в году на время отпуска к ней в Гольштейн ездил Ц. А.)