Испытание на прочность: Прощание с убийцей. Траурное извещение для знати. Выход из игры. Испытание на прочность.

Боде знает: в доме невпроворот работы. Дома у моря все равно что корабли: их каждый год необходимо заново красить. Мужчины замазывают бетоном щели между кирпичами и очищают решетку от ржавчины. Женщины красят окна и двери белым лаком. На ставни идет нормандская коричневая, на фахверковые балки — темно-красная. Вот шиферные крыши — штука прочная, им нет износу.

Пять раз Боде отправлялся в путь с Таррингского озера на побережье Атлантики. Четыре раза он возвращался назад.

4

Дом в Тарринге расположен на отшибе, чуть выше деревни. У самого леса.

Последняя попытка Боде. Сколько стараний, сколько затраченных сил.

С изумлением он обнаруживает, что ничего не чувствует, глядя в осенний сад. Хотя все в нем, как и за окнами, настроено на прощание. На земле догнивает листва, высохшая живая изгородь уже не заслоняет от дороги. Его лицо в двойном обрамлении оконных рам — это зеркальное отражение лица другого человека, того, что стоит у перил террасы, за спиной у него дом ирландского виноторговца Бэлфура, эмигрировавшего во Францию в 1917 году, дом его дочерей, цоколь — из красного кирпича, стены — из желтого, динасового. В щели набились мох и водоросли, ставни облуплены, шиферная крыша накренилась вперед. Точно так же, сдвинув на лоб, носит свою серую шерстяную шапку рыбак Фулон.

Боде знал заранее: ему будет горько и страшно. Он жалел самого себя. Ему будет не хватать Таррингского озера. Дороги, по которой машина поднимается к дому. Этих деревьев. И снега он больше не увидит. Все здесь будет совершать свой круговорот, только его самого при этом не будет. Мимо въезда на их участок будут проноситься по полевому шоссе машины. Соседи будут выводить своих собак на прогулку к озеру. Летом горожане опять начнут ставить свои машины у них во дворе и на вопрос Марцина, долго ли это будет продолжаться, станут отвечать: тогда надо установить ворота или хотя бы табличку с указанием: «Частное владение». По воскресеньям на берегу будет дежурить врач «Скорой помощи», прозвучит последний сигнал сирены не в меру удалившемуся пловцу. Боде знал заранее: ему будет горько.

Он стоит у окна своего кабинета на втором этаже. На полу туго набитая сумка из зеленой парусины. Толстый зверек, прильнувший к ногам. И никаких чувств. Что-то он от себя отрезает. Вскрытые сосуды тотчас спекаются, пустеют. Даже холод уходит. Даже ярость.

Все внешнее, все мелочи он мог бы описать досконально. Под ним, в зимнем саду, перед библиотекой, стучит пишущая машинка. Усердный Марцин за работой, рукопись должна быть сдана день в день. Телевидение платит по-царски, утверждает Марцин.

Где-то в глубине дома шаги Марианны. С той минуты, как она решила остаться, она все бродит из комнаты в комнату, с этажа на этаж.

— Решать я предоставляю ей, — сказал Марцин. — Она лучше знает, чего хочет.

— Вероятно, я останусь, — сказала Марианна.

Боде заключил:

— Понятно, иначе чего ради вы поженились.

Взгляд за окно. Ожидание такси. Садовый стол: летом он серебристый, сейчас — черный от влаги. Одна ножка покосилась. Он криво стоит на опавших листьях. За этим столом на солнце сидела Марианна. Проверяла тетради. Читала корректуру. Сосновые доски ссохлись и покоробились от жары, два года назад они сделались белесыми, год назад посерели, а за последнее лето стали серебристыми.

Оракул садового стола. Если стол сейчас упадет, такси не приедет, и я опоздаю на поезд. Покинуть страну легче, чем покинуть дом.

— Ты должен на него взглянуть, — убеждал Марцин. В воскресенье они втроем поехали в Тарринг.

— Смотрите, — обрадовалась Марианна, — из окна мансарды видно озеро.

Подъем по старой буковой аллее. Дом на вершине холма. Широкая стеклянная стена зимнего сада, разделенная на маленькие квадратики, выше — балкон. Справа и слева — комнаты с эркером. Черные полукруглые окошки мансарды. Как глаза слепого.

Боде сказал:

— Все-таки он какой-то мрачный.

— Не мрачный, а солидный, — возразил Марцин. — Для дома это неплохо.

Марианна побрела за дом, в заброшенную часть сада. Изгороди, отделяющей сад от леса, не было. Боде поплелся за ней. Марцин тщательно обследовал штукатурку на западной стене.

— Ты войдешь с нами в долю? — спросила Марианна.

Боде отозвался:

— Осторожно, ты стоишь в крапиве, а я весь искололся в малиннике… По-твоему, это прилично?

На обратном пути Марцин выложил им все подробности и точные цифры.