Испытание на прочность: Прощание с убийцей. Траурное извещение для знати. Выход из игры. Испытание на прочность.

— Подумайте хорошенько, прежде чем решиться. Жизнь здесь суровая. Кто хочет приятности и неги, пусть покупает дома на юге.

6

Человек не может освободиться от своей страны. Страна с легкостью теряет своих людей.

Зимой 1977/78 года у Боде войдет в привычку после утреннего чтения газет раскрывать окно на кухне и прислушиваться. Но вокруг все тихо, никто не кричит.

Боде пробирает дрожь. Не от стужи, которая мгновенно заползает в окно, отчего зябнут голые ноги в сабо, не от снега, который так обильно выпал в эту холодную зиму. От всеобщего спокойствия! Каждый день все новые сообщения о нарушении прав. Но все спокойно! Каждое утро все новый шажок назад от пресловутого часа «нуль». Но все спокойно!

Желто-серая тигровая кошка соседа справа вылезла из окна кладовки и запетляла по снегу, застыла на бегу, подняла переднюю лапу, повернула круглую пушистую морду к Боде. Синицы притихли на своей кормушке, дрозд замер на снежной шапке садового стола. Они давно готовы к крикам, которые могут прозвучать в любой момент, отовсюду. Боде безмолвно, как каждое утро, закрывает окно. Опустив шпингалет, напоминает себе: я свободен, я — свободный человек! Синицы порхают вокруг подвешенного сала, дрозд подпрыгивает, склевывая рассыпанные на снегу зерна, кошка продолжает путь к дому соседа слева, стараясь не показывать своего интереса к птицам.

Боде убеждает себя: все хорошо. Почти у всех все хорошо.

Марианна теперь должна выезжать из дома только без четверти восемь. У Марцина есть заказы. Есть заказы и у Боде. Соседи справа держатся незаметно, соседи слева по временам на что-то злятся, хотя ни Марианна, ни Марцин, ни Боде не знают, на что именно. Почтальон вполне дружелюбен. По понедельникам он разносит только газеты и журналы, зато по вторникам — сразу все письма, которые вполне могли бы прийти еще в понедельник. Успокоительно, что ведомство по охране конституции не работает ни в субботу, ни в воскресенье. А к тому, что в последние месяцы какие-то машины частенько стоят против их въездной аллеи, Боде, Марцин и Марианна давно уж привыкли. Если ночью пес Марцина Фисто заливается лаем в конуре, они знают, что кто-то шатается по их участку, но ничего дурного при этом не замышляет.

Марцин и Боде уступают друг другу честь быть объектом столь пристального наблюдения.

— Пока ты не прекратишь своих расследований о связи консерваторов с правыми экстремистами… — говорит Марцин.

— Пока ты не бросишь переписываться с адвокатами террористов… — отвечает ему Боде.

Зима в этом году наступила раньше срока, снегу выпало необычно много. Но бак отопления залит до краев. Марцину, Марианне и Боде не грозит опасность замерзнуть.

— Получил известие от коллеги из Парижа, — делится с друзьями Боде. — Он готов передать мне документы — доказательства, что партии оружия переправляют к нам через Швейцарию и Францию, это оружие — для неонацистов. Оплачиваются поставки через некоего фабриканта из Штутгарта, а этот человек близко связан с некоторыми из здешних политиков.

Марцин его предостерегает:

— Тебе следует понимать, что за информацию ты покупаешь.

Боде отвечает:

— Я ее не покупаю. Я ее проверяю.

Он выехал в Париж. Прочитал во французских газетах тревожные статьи о положении в Федеративной Республике Германии. Жена французского журналиста была с ним очень любезна. Она угостила его кофе с яблочными пирожными и сообщила, что ее мужа нет дома. Напрасно Боде уверял, что приехал по предварительной договоренности.

— Да, конечно, но непредвиденные обстоятельства. Что-то связанное с киносъемками. Две недели где-то на юге. Все время на колесах. Нет, позвонить невозможно.

Боде пришлось ни с чем покинуть маленькую квартиру на рю де л’Ансьен Комеди. Узкая лестница, ступени, выкрашенные зеленым лаком. Консьержка вежливо ему кивнула.

Полночи он метался в метро из конца в конец. Бесцельно. На станции «Этуаль» на стене написано: «Baader assassiné»[94] — двойное «s» оба раза как угловатый рунический знак; перед плакатом худенькая девушка играет на гитаре. Всего два слова, черная краска, траурная мелодия. Тысячи ежедневно проходят мимо.

Боде вдруг почувствовал себя каким-то зачумленным.

В ресторане объяснялся исключительно по-английски. Никогда он не думал о своей национальности; теперь ему показалось, что от его тела исходит специфически немецкий запах: запах прошлого, запах бойни. Не мелькает ли презрительная усмешка на лице у официанта? Не смотрят ли на него посетители от соседних столиков со страхом и ненавистью? Но ведь прошлое, то прошлое, о котором они все вспоминают, не было его прошлым.