Палисадник, достаточно широкий для грядок с петрушкой, укропом и прочей зеленью, был отделен от дороги низкой кирпичной стенкой, над которой поднимался железный забор из остроконечных прутьев. Учитель Штротхоф увидел, что на заборе что-то светлеет. Он сходил в кухню за фонариком и снова вышел на улицу, и вот, в светлом конусе фонаря, светлое пятно приняло очертания свиньи: ее насадили задом на один из прутьев, бледный пятачок был воздет к небу. Свинья была распорота от глотки до заднего прохода. Из зияющего чрева были удалены внутренности. Окорока — отрезаны, передние ноги — широко расставлены. На брюхе, прилепленная с внутренней окровавленной стороны, висела записка. Штротхофу пришлось залезть рукой в нутро, чтобы ее отлепить. Он прочел: «Коммунистическая свинья». Крупные корявые буквы. Внезапно он заметил, что рядом с ним стоит жена. В накинутом на плечи светлом летнем пальто, босиком; однако она не дрожала. Учитель Штротхоф и его жена долго смотрели друг на друга. Жена сказала:
— Они нисколечко не изменились.
— Не скажи, — возразил ей учитель, — сегодня им не жаль потратить на нас целую свинью.
Ян Штротхоф не стал ждать, пока ему под рождество положат на кафедру недостающие окорока в засоленном или копченом виде. Он подал заявление о переводе в другую школу. Безуспешно. Полицейское расследование санкционировано не было: нет такого закона, по которому наказуемо повесить на заборе зарезанную по всем правилам свинью, хотя бы и с отсутствующими окороками. Уголовная полиция в Киле не проявила никакого интереса к кровавым отпечаткам пальцев на записке.
Учитель водрузил мертвую свинью на велоприцеп и отвез в полицейский участок с просьбой вернуть законному владельцу, от чего местные полицейские уклонились под тем предлогом, что тушу следует сохранить как улику, хотя какие могут быть улики, если никакого расследования не велось.
Так учитель Штротхоф со своей женой, со своим ребенком и со своими страхами остался в той деревне, которая была ничуть не хуже других тамошних деревень. В глазах жителей он сделался храбрецом, так как не посчитался с кровавым предостережением.
Штротхоф со своей стороны старался смягчить обстановку. По настоянию жены, которая умоляла его подумать о маленьком сыне, он заверил директора школы, что более не является коммунистом. Директор сообщил об этом в совет общины, бургомистр рассказал священнику, а этот христианин в своей воскресной проповеди восславил учителя Яна Штротхофа как заблудшую овцу, вернувшуюся в стадо. Поскольку Штротхоф не посещал церкви, он узнал от своих учеников, что из свиньи он низведен до овцы и что покой в деревне восстановлен.
Возможно, на этом третья немецкая история так бы благополучно и закончилась и покой сохранился бы и впредь, если бы немецкая бюрократия не отнеслась столь дотошно к защите прав и свободы.
Однажды покой деревни нарушил черный «мерседес» с кильским номером; остановился он возле дома учителя. Из автомобиля вышли двое и вошли в дом, затем вернулись с Яном Штротхофом посредине, сели в машину и уехали. На следующий день директор объявил школьникам, что их учитель болен и, возможно, день-другой не появится в школе.
Лишь несколько часов понадобилось, чтобы всю деревню облетела весть: Штротхоф так и не смог отстать от своего коммунизма и посажен наконец за решетку.
На самом деле бывший член КПГ был только доставлен в Киль и подвергнут перекрестному допросу.
Через два дня учитель вернулся к себе в деревню. Радовалась его жена. Радовался сын. Но не радовались люди в деревне. На следующее утро они не пустили своих детей в школу. Так у Яна Штротхофа неожиданно выдался свободный день.
Как позднее было указано в полицейском протоколе, после обеда он отправился с сыном ловить рыбу на Гюйсбах; они просидели там около трех часов, ничего не поймали, и он отослал сына домой на велосипеде. Сам он хотел, по его собственным словам, немного пройтись, чтобы хорошенько обо всем подумать.
Возле самой деревни на учителя напали четверо мужчин, которые избили его так жестоко, как только могли, и напоследок, когда он уже беспомощно скорчился на земле, хлестнули кнутом по голове так, что кожа на черепе лопнула и, как установили затем врачи в Киле, образовалось сильнейшее кровоизлияние в мозг.
Он не узнал никого из нападавших.
А уголовная полиция Киля, не имея ровным счетом никаких доказательств, сообщила представителям прессы, что, по всей видимости, речь идет об акте мести со стороны коммунистов. Без всякой бюрократии и волокиты школьные власти, врач страхового общества и министерство культуры сошлись на том, что после подобного ранения учитель к дальнейшей профессиональной деятельности не пригоден. Так Штротхоф, еще не выйдя из больницы, был преждевременно уволен на пенсию, получив пенсионное пособие в половинном размере.
Отец задремал во время третьей немецкой истории.
Штротхофу пришлось тронуть его за плечо.
— Твой сын собирается уходить, профессор.
В пивную зашли несколько мужчин. Они пьют молча. Обслуживает молодая девушка в черном пуловере и джинсах.